Убить Пифагора

В Совете решили прервать заседание и несколько часов передохнуть. Нашествие сибаритов не прекращалось, почти все они были аристократами, подтверждали успех восстания и просили предоставить убежище.

Вернувшись домой, встревоженный Килон почувствовал, что очень устал. Он не был уверен, что уснет. Поднялся в спальню и уселся на край кровати, уронив голову на грудь.

— Вижу, нам обоим нужен перерыв, — раздалось в тишине спальни.

Килон подпрыгнул от неожиданности и повернулся туда, откуда донесся хриплый шепот. В углу комнаты, развалившись на подушках, лежал человек в маске.

— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?

Килону показалось, что, прежде чем ответить, человек в маске улыбнулся.

— Если не возражаешь, погощу у тебя несколько дней. Нам предстоит много встреч, — добавил он, похлопывая по лежащему рядом тяжелому мешку.

Килон был раздражен, ему показалось, что человек в маске вертит им как хочет, но он не мог не оценить уверенность, которую тот излучал в эти бурные часы. «А мешок-то, похоже, полон золота», — сказал он себе.

Несколько секунд молча размышлял.

— Хорошо, — ответил наконец. — Я прикажу, чтобы тебе приготовили комнату. Поговорим спокойно, когда отдохнешь.

Заседание Совета возобновилось в полдень. В Кротоне восстания не было, но все пребывали в напряженном ожидании. Община и город приняли уже двести сибаритов, и с каждым часом прибывали все новые беженцы.

Пифагор занимал свое место в первом ряду среди Трехсот. В ожидании свежих новостей его разум вновь и вновь возвращался к иррациональным числам. «Есть ли какой-то способ им противостоять?» — спрашивал он себя, мрачнея.

От сидения на каменной скамье, холодной и твердой, ныли кости. Надо было приносить с собой подушку, как это делали пожилые гласные. Он наклонился вперед и уперся локтями в бедра, ища хоть какое-то облегчение. Со стороны он казался более ветхим, чем прежде, — хмурым стариком, а не могущественным Пифагором.

Падение пифагорейского правительства Сибариса заставило его усомниться в своих политических чаяниях. Восстание народа против правительства, чья власть основывалась на его правилах, на его политической доктрине, пошатнуло его убеждения. Он чувствовал, что теряет энергию, необходимую для осуществления обширных замыслов, которые переполняли его сознание: Неаполис, этруски, Рим…

Погруженный в раздумья Пифагор не сразу заметил, что почти половина скамей незанята. Не хватало Килона и его сторонников, которых в последнее время в Совете было уже около четырехсот.

В одном конце зала, возле двери, Милон разговаривал с только что прибывшим военным. Закончив беседу, он направился к возвышению. Выражение его лица было, как всегда, решительным, но от Пифагора не укрылось, что слова военного его обеспокоили.

— Только что вернулись наши первые разведчики, — серьезно проговорил Милон. — Преследуя аристократов, сибаритские мятежники очень близко подошли к Кротону. Разбили лагерь менее чем в трех часах конной езды.

Его сообщение вызвало встревоженный ропот.

— Сколько их? — спросил кто-то.

Милон сомневался, стоит ли делиться со всеми тем, что касается лишь военных.

— Пять тысяч человек, — ответил он наконец, — и около тысячи лошадей.

Совет содрогнулся от восклицаний ужаса и изумления. «Как это возможно?!» — спрашивали члены друг друга. У Сибариса никогда не было армии, и вдруг откуда-то появились столь заметные силы, да еще конница. Армия Кротона, если учитывать всех резервистов, достигала пятнадцати тысяч; однако кавалерийский корпус насчитывал максимум пятьсот человек: вдвое меньше, чем армия Сибариса.

Пифагор слушал его с беспокойством, затем снова повернулся к скамье, где обычно сидел Килон. Таинственное отсутствие недруга и всей его группы вызывало у него сильнейшую тревогу.

— Что ты задумал? — прошептал он, покачивая головой.

Глава 100

19 июля 510 года до н. э

Главк осторожно высунул голову из-за двери общинного здания. Несколько раз огляделся по сторонам, вышел на улицу и поспешно зашагал к воротам общины, съежившись в тщетной попытке сделать свое тучное тело менее заметным.

Солнце скрылось за холмом позади него. Он прибыл в общину еще до рассвета с жалким кошельком золота, двумя слугами и четырьмя стражниками. Это имущество, не считая лошадей и свитков с расчетами показателя, было единственным, что удалось спасти от безумия, внезапно охватившего Сибарис.

Неподалеку от Главка толпились люди, которые, как голодные рыбины, кидались к каждому, кто приходил из внешнего мира. Они жадно ловили любую новость как от прибывших из Кротона, так и от новых аристократов, избежавших резни в Сибарисе.

«А вот и Акенон!» — мысленно отметил Главк.

Между статуей Гермеса и Храмом Аполлона образовался кружок, в котором стояли Акенон и Ариадна, внимательно слушая рассказ какого-то сибарита.

Главк приблизился.

— Акенон! — Он согнулся пополам и несколько раз судорожно вздохнул, пытаясь прийти в себя. — Слава богам, что я нашел тебя.

Акенон повернулся к Главку. Он слышал, что тот был среди беженцев, но до этого момента его не видел.