Убить Пифагора

Акенон вспомнил бесполезные допросы, которыми он занимался всю долгую ночь, и дежурства, установленные им вдоль стен поселения. Поскольку опыт у новоиспеченных сторожей отсутствовал, ему приходилось всю ночь ходить взад и вперед, следя за тем, чтобы все входы в общину оставались перекрыты. На рассвете улик по-прежнему не было. Зная по опыту, что время играет против него, Акенон отказался от отдыха и с новыми силами взялся за дело. Большую часть дня он допрашивал свидетелей и обходил сторожевые патрули. За двое суток не спал ни минуты. Опускалась новая ночь, а он едва разлеплял тяжелые, как свинец, веки, пытаясь разглядеть что-то из-за едущей впереди Ариадны.

Дочь Пифагора обернулась к нему.

— Приехали.

Мул Акенона затопал по крутому склону. Когда он поднялся наверх, дорога расширилась, и Акенон поравнялся с Ариадной. Она остановилась и смотрела куда-то вперед широко раскрытыми глазами.

Он проследил направление ее взгляда. Позади холма бежала бурная река. На ближайшем берегу лежало то, что они искали.

Поглядев вперед, Акенон задержал дыхание.

Глава 32

23 апреля 510 года до н. э

Человек вскочил на коня, по праву считавшегося лучшим в городе, и галопом поскакал к пифагорейской общине. Через несколько минут он добрался до гимнасия, обогнул его и, не сбавляя скорости, направился прямиком к главному входу.

Трое учеников, стоявших на страже у входа, всполошились, заметив его приближение. Подняв облако пыли, к ним подлетел огромный скакун, рядом с которым обычная лошадь казалась жеребенком. Обнаженные руки всадника с мощными мышцами также были в два раза толще, чем у обычного мужчины.

Вблизи его мигом узнали и встревожились еще больше. Он был известен как всегда уверенный в себе и веселый человек, не лишенный самолюбования. Сейчас с раскрасневшегося лица стекал пот. Он выглядел испуганным: неслыханно для Милона Кротонского, зятя Пифагора, шестикратного чемпиона по борьбе на Олимпийских играх, видного члена Совета Трехсот и главнокомандующего армией Кротона.

— Где Пифагор? — спросил он, не покидая седла.

Конь всхрапнул, утомленный скачкой. Ученики отступили на несколько шагов.

— В школьном зале, — заметил один из них. — С учителями.

Милон пришпорил коня и ворвался во въездной портик.

* * *

Пифагор не ожидал увидеть Милона. Он сидел с закрытыми глазами в окружении наилучших учеников. Около тридцати учителей слушали музыку, которую исполнял один из них, искуснее других владеющий цитрой. Музыка означала для пифагорейцев гораздо больше, чем эстетическое наслаждение. Пифагор обучал исцелять с помощью музыки болезни тела и ума. Он часто использовал ее, чтобы успокаивать и утешать. С помощью песнопений, танцев и мелодий они учились выравнивать эмоции и очищать душу. Музыкальные занятия были приняты в повседневной жизни общины. В тот день они должны были объединить их перед лицом невзгод крепче, чем когда-либо прежде, и утешить после трагической утраты одного из товарищей.

Милон переступил порог зала, и Пифагор разомкнул веки. Взглядом философ велел ему подождать снаружи. Он не хотел, чтобы другие видели тоску, которую он заметил в глазах своего зятя.

Он вышел ему навстречу, и сопровождаемые прощальным свечением уходящего дня, они направились в сад.

— Учитель, — сказал Милон, как только они остались наедине, — я прибыл прямиком с заседания Совета. Оно длилось восемь часов, и Килон на чем свет стоит ругал братство, тебя и Акенона.

Пифагор кивнул, приказывая продолжать. Нападки Килона не были новинкой, но никогда прежде философ не видел Милона таким обеспокоенным, и это его тревожило.

— Кало, эта зловонная крыса, оказал ему добрую услугу, подослав своих информаторов. Килон первым из Совета узнал, что Даарук убит, и ловко использовал его смерть. Должен сказать, учитель, я никогда не встречал в Совете таких сильных оппозиционных настроений.

— Должно быть, ты имеешь в виду тех, кто не является членами Совета Трехсот.

— Не только! Сегодня Килону аплодировала чуть ли не половина из семисот изгоев — так он называет гласных Совета Тысячи, не принадлежащих к Тремстам; мало того, кое-кто из Трехсот заколебался, выслушав его извращенные доводы. Это необычно и может означать раскол, который наш злейший враг ловко использует в своих интересах.

Пифагор остановился у пруда и несколько мгновений размышлял.

— Сейчас мы переживаем сложный политический момент, — признался он, — но та оппозиция, которую ты наблюдал сегодня, не отражает основных настроений Совета. Конечно, Килон умеет разжигать отрицательные эмоции, особенно когда у него появляются новые аргументы. Поэтому сейчас мы должны сделать две вещи. Во-первых, восстановить доверие Совета. Что касается Трехсот, проблем, я думаю, не будет. Все они посвящены, и это ставит их выше Килона. Завтра я отправлюсь в Совет и обращусь к семистам, которых Килон называет изгоями. Нельзя забывать, что в свое время они сами согласились на то, чтобы Триста занимали более высокое положение. Поверь, в глубине души они не изменили своих симпатий. Не беспокойся об этом.