Убить Пифагора

Он открыл суму, достал чашу и растворил в воде немного темного порошка. Наполнил пипетку раствором и уронил несколько капель на щеку Даарука, мокрую от слюны и остатков желтоватой пены. Препарат покраснел, как только коснулся кожи.

«Мандрагора», — заключил Акенон.

Рядом с Дааруком лежала недоеденная лепешка, другой кусок оставался на столе. Акенон следил во время ужина и знал, что это единственная пища, которую вкусил Даарук. Еще он пил воду, но это случилось за несколько минут до того, как он был отравлен. Акенон поднял остатки лепешки и добавил несколько капель вещества, выявляющего яд мандрагоры.

Цвет не изменился.

Значит, яд был только в одной точке лепешки.

Щепотки экстракта корня белой мандрагоры более чем достаточно, чтобы убить человека.

Он взял со стола оставшиеся лепешки и раскрошил их. Снова наполнил пипетку и капнул препарат. Никакой реакции не последовало.

«Почему не отравили другие лепешки?» — удивился он.

В этот момент позади раздался приглушенный вскрик, и он обернулся. Ариадна стояла на пороге комнаты, зажав руками рот. Акенон ускорил шаги, но она обогнала его, подбежала к Пифагору и обняла.

— Отец! — Она отстранилась, с тревогой глядя ему в лицо. — Ты в порядке?

Пифагор молча посмотрел на нее и кивнул. Ариадна снова обняла его.

— Тебе лучше выйти, — сказал Пифагор в следующую минуту.

Ариадна посмотрела на труп. Кровь на лице Даарука делала сцену еще более жуткой. В сознании Ариадны роилось множество вопросов, но ей тоже хотелось уйти, и она покинула комнату вслед за Акеноном.

Прежде чем выйти, он повернулся к Пифагору.

— Полагаю, труп можно убрать. — Он кивнул на Даарука. — Его отравили белой мандрагорой, тем же ядом, которым убили Клеоменида. Я проверил: он был только на лепешке Даарука.

Пифагор чуть заметно покачал головой и уставился на мертвого ученика. Акенон подумал, что он впервые выглядит на свой возраст.

Выйдя на улицу, он рассказал Ариадне о случившемся. Пока они разговаривали, к ним подходили люди, требуя каких-нибудь указаний. Ариадна силилась прийти в себя от потрясения, вызванного видом мертвеца. Ей показалось, что окровавленное тело — ее отец.

— Мы должны многих допросить, — сказал Акенон, когда отошла последняя группа. — Боюсь, это будет очень долгая ночь.

Они зашагали в сторону школы. В воздухе плыли далекие отзвуки встревоженных разговоров. Внезапно мучительный, долгий крик потряс тишину общины.

Ариадна испуганно обернулась к Акенону.

— Это в доме отца!

Она развернулась и бросилась бежать.

Акенон достал саблю и бросился вслед за ней.

Глава 30

23 апреля 510 года до н. э

Член Совета Килон легко и уверенно шагал по оживленным улицам Кротона. Край его длинного фиолетового плаща был перекинут через левую руку, правая оставалась свободна. Утреннее солнце било ему в лицо. Он прищурил веки, наслаждаясь ощущением тепла на коже.

«Погода улучшается, как и мое положение в Совете», — думал он.

Он знал, что скоро к нему кто-нибудь присоединится, чтобы сопровождать его на утреннее собрание. С тех пор как он приобрел политический вес, вокруг него вились подхалимы и льстецы, спеша воспользоваться знакомством, чтобы получить выгоду от его усилившегося влияния.

— Килон, доброе утро.

«А вот и первый», — отметил Килон.

Он самодовольно улыбнулся и остановился, дожидаясь сутулого Кало, богатого купца лет шестидесяти, располагавшего самой отлаженной сетью осведомителей во всем Кротоне. Человек он был скользкий и ненадежный, но при этом желанный союзник. Один из бессовестных подлецов, в которых так нуждался он сам и к которым никогда бы не приблизился Пифагор.

— Я принес тебе отличную новость, которая еще не дошла до твоих ушей.

— Верю, Кало, не сомневаюсь, что так оно и есть.

Довольный Кало потирал руки. Килон был рад видеть его в столь добром расположении духа. Пифагорейский Совет Трехсот не раз выступал против Кало, поскольку тот не брезговал разбоем и грабежом, чтобы уничтожить своих конкурентов. Если Кало доволен, значит, дела у пифагорейцев хуже некуда.

— Сегодня ночью был убит еще один человек из пифагорейской общины, — выпалил хитроумный купец.

— Кто?! — Килон в нетерпении замер. — Неужто сам Пифагор?

— Один из доверенных людей Пифагора: Даарук.

«Чужеземец», — с презрением отметил Килон.

Этот наглец Пифагор отвергал кротонскую аристократию, зато принимал в свое сообщество чужестранцев, женщин и даже рабов. Его возмущению не было предела: ходили разговоры о том, что со временем Даарук может возглавить братство и, следовательно, через Совет Трехсот управлять всем Кротоном.

«Впрочем, сейчас это уже неважно, — отметил Килон. — Главное — он мертв, а значит, Пифагор только что потерял еще одного из своих столпов. Жаль, что у Даарука нет родственников среди кротонской знати. Было бы куда лучше, если бы умер Гиппокреонт, у которого братья в Совете».