Убить Троцкого

Профессор Московской консерватории Леонид Викторович Комовский бедствовал. Привыкший жить на широкую ногу, всегда в окружении талантливой молодежи – его студентов, он сейчас чувствовал себя невостребованным. И хотя его, как профессора, большевики освободили от подселения пролетарских семей, он в своей большой квартире чувствовал себя неуютно. Хлебные карточки, выдаваемые ему и его жене местным Советом, с трудом позволяли поддерживать слабеющие силы. И он, нестарый еще человек, был вынужден, не умея ничего другого, кроме служения искусству, и живя в мире музыки, регулярно выходить на толкучку и обменивать на продукты различные вещи вроде милых сердцу безделушек, некогда скрашивающие досуг. Служить примитивной, первобытной, пролеткультовской Мельпомене[30] он не желал, а высокое искусство в этом новом обществе пока не было востребовано. Подумывая уехать за границу, он каждый раз откладывал это решение, не мысля себя без России, без Москвы.

Поэтому, сидя над вываленными из гардероба вещами и размышляя над тем, какую вещь сегодня понести на толкучку, он очень удивился стуку в дверь. Его давно уже никто не посещал. Выглянув в глазок, он увидел высокого, статного молодого человека, почти юношу, в хорошо пригнанной военной форме. На резонный вопрос о поводе посещения молодой человек улыбнулся какой-то знакомой улыбкой и сказал:

– Это я – Миша Муравьев! Леонид Викторович, неужели вы меня не узнали?..

– Боже… Это точно Миша! – ахнул профессор и стал торопливо открывать множество запоров на массивной двери.

Михаила он в последний раз видел, когда тот был еще юнкером. С тех пор этот мальчик сильно возмужал и вырос.

Леонид Викторович хорошо знал семью Муравьевых. Его жена и мать Михаила были дружны, вместе учились на вокальном отделении Московской консерватории. Здесь же учился и молодой Комовский. Сестра Михаила тоже брала уроки музыки у уже маститого профессора. И Миша с юных лет, при каждом посещении Москвы, часто с матерью навещал эту гостеприимную, веселую, полную молодежи квартиру. Своих детей у Комовских не было, поэтому они всегда с радостью привечали талантливую молодежь.

Сейчас времена изменились. Нужда никого не красит. Комовские нуждались, и нуждались крайне.

Михаил, ожидавший такого положения вещей, с места в карьер, попутно отвечая на вопросы, прошел в столовую и, выложив из увесистого вещевого мешка целую гору редких в это время продуктов, принялся отвечать по второму разу уже на вопросы Марии Александровны – жены профессора – строгой, элегантной и все еще очень привлекательной дамы.

Михаил старался унять слезы Марии Александровны, побежавшие ручьями после сообщения о гибели ее подруги, и, сославшись на дефицит времени, тут же поспешил изложить причину посещения.

Услышав о том, что необходимо принять в свой дом и воспитывать девочку-сироту, Комовская, всплеснув руками, воскликнула:

– Конечно, милый Миша! Конечно!.. – и вопросительно посмотрела на своего мужа: – Ведь правда, Леонид?!.. Продержимся, воспитаем как-нибудь?!.

Леонид Викторович, насупив брови, помолчал и, подумав, веско произнес:

– Воспитывать как-нибудь не годится! Мы примем полное участие в воспитании этого ребенка! Где питаются двое, пропитается и маленькая девочка…

Профессор, не имевший собственных детей, плохо представлял себе потребности молодого растущего организма.

Под конец этой небольшой речи глаза профессора округлились. Михаил, не ожидая окончательного вердикта, начал выкладывать на стол возле продуктов ровные столбики золотых червонцев, и, когда почти вся свободная площадь стола была ими заставлена, он, выложив последний столбик, вздохнул, глядя на изумленные лица супругов:

– Здесь ровно девять тысяч… Я уезжаю надолго, путешествие очень опасное – всякое может случиться. Думаю, что это не помешает в деле воспитания ребенка…

Михаил мог бы дать и больше, добавив драгоценности, но, зная непрактичность Леонида Викторовича, он подумал, что окажет тем самым профессору медвежью услугу – сбывая дорогие ювелирные украшения, тот обязательно вляпается в какую-либо историю. В лучшем случае – его облапошат, а в худшем…

Вскоре, после помощи по оборудованию тайников для принесенного золота, он раскланялся, пообещав привести девочку под вечер.

Тайниками сегодня придется заниматься целый день. Благо – отец оборудовал их в Москве несколько. Этот шпионский пунктик покойного, ранее, перед самой войной, развеселивший Михаила, когда предусмотрительный отец начал посвящать его в свои тайны, сейчас оказался выверенным расчетом.

Михаил не переставал удивляться прозорливости отца. «Бедный папа, – думал он, – ты все-таки, несмотря на свою предусмотрительность, не смог уберечь свою семью от гибели…»

Выйдя из подъезда, он в два прыжка догнал проходивший мимо трамвай и поехал на встречу с Александром, который ожидал его возле одного из мостов через Москву-реку. Там находился один из оборудованных тайников.