Убить Троцкого

Еще через считаные секунды, наблюдая Ольгу в объятиях ошалевшего от радости отца, ее притворные слезы, Михаил с горечью размышлял: «Какой же нужно быть сволочью, чтобы, играя на святых чувствах самого близкого человека, хладнокровно обманывать его в угоду своей алчности…»

Привлекая к себе внимание, Михаил, недвусмысленно кашлянув, произнес:

– Григорий Владимирович…

– Ах, Михаил, извините. – Маркин, отстранив дочь, порывисто направился к сейфу и, поколдовав над его замком, извлек из его недр пухлый кожаный портфель. – Здесь деньги, – и, протянув портфель, он добавил: – Рассказывайте…

У Михаила не было причин покрывать Ольгу. Поэтому он, без обиняков, коротко поведал историю аферы, в которой она играла непоследнюю роль.

Безобразная сцена, последовавшая после рассказа, поразила всех.

Светская шелуха мгновенно слетела с белокурой красавицы. С перекошенным злобной гримасой красным лицом она вдруг заорала прямо в лицо отцу, опешившему от этого рассказа:

– Да! Да! Старый дурак!.. Это все придумала я! Мне надоело смотреть, как ты, пестуя свою идиотскую порядочность, забыл обо мне! Забыл о том, что существуют другие страны, где можно спокойно жить, наслаждаясь богатством!.. А ты, сидя на мешке с деньгами, с принципиальным идиотизмом твердил о чувстве долга! Как я тебя ненавидела… Ничего, теперь посмеюсь я. Ты, как последний дурак, попался на удочку и перевел на меня свои вклады! Теперь побудешь в моей шкуре, вымаливая у меня копейки на жизнь… А вы, – обратилась она к Михаилу, – получили свои деньги и убирайтесь! Игра окончена!

Она в ярости, с грохотом смела со стола тяжелый письменный прибор из зеленого малахита.

– Про-о-чь! – еще раз истерично заорала она, так что на тонкой шее некрасиво вздулись синие вены.

Не желая более наблюдать эту грязную сцену, Михаил молча развернулся и вслед за друзьями вышел из кабинета.

Громкие голоса, доносившиеся из-за прикрытой двери, преследовали их почти до самого выхода, когда вдруг раздались два выстрела, и все стихло.

Михаил передал Блюму портфель и приказал ждать его в фаэтоне, а сам вместе с дворецким, стоявшим у дверей, кинулся на второй этаж, к кабинету хозяина особняка.

Картина, представшая перед ними, не радовала взор. На полу, прислонившись к стеллажу, сидела Ольга с маленьким кровавым пятном чуть повыше переносицы. Ее лицо после смерти опять приобрело ту чистоту и невинность, что когда-то покорили сердце Михаила. В двух шагах от дочери, лицом вниз, широко раскинув ноги, лежал Маркин. Из-под его густых с проседью волос, скрывавших лицо, вытекла небольшая лужица крови, а рука продолжала сжимать крохотный браунинг.

Вся эта картина напоминала сцену из какого-то театрального представления – настолько все это выглядело ненатурально.

Михаил прикоснулся вначале к шее Ольги – пульс не прощупывался. Ее отец тоже оказался мертвым. Его психика не выдержала ночного напряжения и вскрывшейся затем гнойной бездны между ним и единственной дочерью. Эти два выстрела были, наверное, тем единственным методом, который прекратил подошедший к апогею всплеск его душевных страданий. Так или иначе, но этого уже никому не дано было узнать. Смерть сняла здесь свою жатву.

– Оставьте все как есть, – обратился Муравьев к остолбеневшему дворецкому. – Я сообщу в милицию. Ожидайте их прихода.

Близился рассвет. Михаил заторопился. Сегодня заканчивалась погрузка на корабли. Им нужно было до окончания погрузки успеть попасть в казармы, где расквартированы американские войска и где их ожидал знакомый еще по дипломатическому поезду офицер, пообещавший помочь при эвакуации.

Его ничто больше не держало в этом доме. Со смертью этих людей оборвалась еще одна ненужная нить, связывавшая его с прошлым.

Сбежав по кроваво-бордовой ковровой дорожке, устилавшей лестницу, он быстрыми шагами пересек обширный вестибюль и, преодолевая сильные порывы ветра, с трудом открыв дверь, почти столкнулся с майором Ямамото, поднимавшимся по ступенькам портика.

Реакция и обостренное чувство опасности в очередной раз не подвели Муравьева. Уже в прыжке нанося ногой прямой удар в грудь японца, не ожидавшего такой прыти от русского, он заметил в свете уличного фонаря своих товарищей со скованными за спиной руками, в окружении солдат. Не успела голова подлетевшего от удара Ямамото коснуться земли, как он уже стремглав несся вверх по лестнице – туда, откуда он только что вышел. В его распоряжении были секунды, пока японцы не очнутся и не начнут его преследовать.

Кинувшись в глубь дома, Михаил, наталкиваясь в темноте на предметы, захлопывал за собой двери, переворачивая массивную мебель, припирающую их и затрудняющую преследование.

Одна, вторая, третья комнаты…

Захлопнув за собой очередную дверь, он очутился в противоположном конце дома. Окна выходили в небольшой сад, покрытый снегом, мерцающим в свете луны. Это была спальня Ольги, в которой он часто бывал во время отсутствия ее отца. Поэтому он привычным движением, не создавая шума, распахнул двери, ведущие на небольшой балкон, и, перемахнув через перила, провалился в неглубокий сугроб.