Ровно в час Цесаревич вошел в кабинет Великого Князя, где я находился, где я находился минут около десяти, для предварительных объяснений. Поздоровавшись с Наследником, Великий князь предложил идти в залу Совещания, и мы отправились. Когда уселись, Великий князь Константин Николаевич с замечательными подробностью и беспристрастием воспроизвел все суждения, бывшие третьего дня (совещание 23 января проходило без участия Наследника), и заключил их тем, что Совещание, не признавая удобным издать проект к 19 февраля, находит его, однако, в общих чертах, полезным; поэтому проектированные правила, по некоторой разработке их, могут пригодиться в близком будущем: не сегодня, так завтра. “Я не разделяю этого взгляда”, – решительно сказал Цесаревич. “По моему мнению, проекта не нужно издавать ни сегодня, ни завтра. Он есть, в сущности, начало Конституции, а Конституция, по крайней мере надолго, не может принести нам пользы. Выберут в депутаты пустых болтунов-адвокатов, которые будут только ораторствовать, а пользы для дела не будет никакой. И в западных государствах от Конституции беда. Я расспрашивал в Дании тамошних министров, и они все жалуются на то, что благодаря парламентским болтунам нельзя осуществить ни одной действительно полезной меры”…Затем Великий Князь обратился к Цесаревичу: “С проектом моим мы покончили. Но в возражениях против него Ты сказал между прочим, что нам следует заниматься теперь не конституционными попытками, а чем-либо совершенно иным. Может быть, Ты пожелаешь пояснить свою мысль. Мы были бы очень рады Тебя послушать”. Цесаревич отвечал: “Мысль моя очень проста. Я нахожу, что мы находимся теперь в положении почти невозможном. В управлении нет никакого единства. Не говоря уже о Генерал-губернаторах, из которых некоторые творят Бог весть что, я не могу не сказать, что единства нет и между Министрами. Все идут вразброд, не думая об общей связи. Мало того, некоторые из них думают больше о своем кармане, чем о ведомстве, которое им поручено. Мы должны доложить Государю о необходимости установить связь в управлении и держаться какой-либо одной общей системы”» [1].
Аргументация наследника действительно отличалась простотой. Так же просто Александр Александрович продолжал мыслить и до конца жизни. В данном случае ссылка на мнение датских министров и намек на коррупцию некоторых, присутствовавших на совещании министров говорила только о душевном волнении наследника и растерянности перед открывающейся пропастью. Он прекрасно понимал, что его аргументация – не более чем детский лепет и что для остановки реформы нужны более весомые доводы.
Эти аргументы для напуганной наследной четы готовил столяр Батышков, ежедневно складывая в свой «свадебный сундук» динамит, доставляемый ему Желябовым. Потрясающая синхронность в действиях столяра Батышкова и «Народной воли» под руководством Михайлова, в связи с готовящейся реформой государственного управления России, невозможно объяснить простым совпадением, а только агентурной связью неуловимого Хозяина со спецслужбами в лице Черевина. Эта агентурная связь, и ранее проявлявшаяся в адресных арестах «революционеров» и доступе Хозяина к закрытой информации, в случае с акцией в Зимнем дворце проявилась с полной очевидностью. Недаром вся советская историография на протяжении 70 лет существования советской власти восхваляла до небес подвиг «грамотного рабочего» Степана Халтурина, тщательно скрывая истинную цель этой беспримерной провокации.
Столяр Батышков подорвал накопленный в сундуке динамит вечером 5 февраля 1880 года вовсе не в связи с приездом принца Гессенского, что являлось простым совпадением. Причины взрыва именно 5 февраля были совсем другими. Во-первых, закончился полугодовой срок действия фальшивого паспорта Степана Батышкова, и в дворцовом ведомстве паспорт ему вернули для переоформления. С этого момента его пребывание во дворце стало рискованным. Во-вторых, в подвале дворца проходили регулярные проверки помещений, и риск обнаружения в сундуке столяра динамита каждый день возрастал. Наконец, в-третьих, срочно нужен был просто сильный взрыв, на убийство императора никто не рассчитывал. Надо сказать, что к этому времени Хозяин обзавелся полноценной заменой «европейскому профи» Ширяеву. Его дела принял Николай Кибальчич, вызванный из Одессы. Это был действительно самоучка, зато свободный от семейных уз и с академическими амбициями, что не вредило делу. Для достижения видимого эффекта, по подсчетам Кибальчича, требовалось не менее 15 пудов (240 кг) динамита. Халтурин же успел натаскать в сундук чуть более 25 кг. Поступил приказ Михайлова: «срочно взрывать», – и Халтурин его выполнил.
Эффект от взрыва получился, однако, двоякий: кроме многочисленных жертв среди караула, последовала неожиданная реакция императора. Военный министр Милютин описал происходившее вечером 5 февраля:
«10 часов вечера.