Убивая ангелов

Инспектор протянул мне почтовую открытку в прозрачном пластиковом пакете. Еще один прекрасный портрет эпохи Ренессанса. Та же подпись, что и в случаях с Грешэмом и Уилкоксом. Архангел на открытке напоминал супергероя, высокого и мускулистого, в развевающемся голубом плаще. Снизу вверх на него с восхищением и обожанием смотрел, похоже, только что спасенный мальчик. Горло архангела пересекала вертикальная красная линия, обозначавшая путь яда ото рта к желудку. Текст, отпечатанный на обратной стороне, ставил меня в известность, что картина Пьетро Перуджино изображает архангела Рафаила с Товией[55] и написана в 1500 году.

– Послание вполне ясно, не так ли? Он не притворяется ангелом и показывает нам, как наказывает грешников. – Я вернула открытку помрачневшему Бернсу. – Тебя ведь беспокоит что-то еще, да?

Полицейский продолжал сверлить взглядом пол.

– Тейлор сказал Бразертон, что я теряю хватку.

– Можно подумать, у него бы получилось лучше. Что она говорит?

– Пока ничего. Выжидает.

Мы расстались у больничных ворот, и я проводила Дона взглядом. Чем он займется? Как проведет вечер? Трудно сказать. Может быть, сядет смотреть футбол, болеть за свою команду, но, скорее всего, будет работать и даже не поест толком.

С работы я ушла пораньше, чтобы успеть на встречу, которую устроила для меня Иветта. Дела, по крайней мере, помогли забыть на время о Лоренсе Фэрфилде, лежащем в холодильнике морга. Должно быть, он говорил правду насчет некоего секрета, раскрыть который ему не позволит Убийца ангелов. Я поспешила на север, навстречу потоку бегущих к пригородным поездам брокеров. Жара не только не спала, но даже усилилась, впитавшись за день в каждый кирпич, каждый камень мостовой.

Проходя по Лондонскому мосту, будто попадаешь в другой мир: здания все величественнее, латунные двери выглядят так, словно выкованы из золота. Я еще раз сверилась с адресом, который дала Иветта. Словно уменьшенная копия банка Ллойдз. По стенам бежали вентиляционные трубы, а стеклянная кабина лифта висела под крышей под кривым углом. Огромные экраны в фойе передавали информацию с торгов на биржах: Никкей, Доу-Джонс и Футси[56]

. Расположенные в ряд циферблаты часов показывали время в Токио, Нью-Йорке и других городах. Я спросила Ванессу Харрис, и регистраторша направила меня в ее офис. Вызванный лифт прибыл со сверхзвуковой скоростью и громыхнул так, что я предпочла воспользоваться лестницей.

В офисе не было ничего, кроме рабочего стола, двух компьютеров и телефона. Судя по неуступчивому выражению лица, Ванесса Харрис была не из тех, кто снисходителен к чужой глупости. На вид около сорока, симпатичное синее платье, каштановые волосы уложены аккуратно, как на рекламе щипцов для распрямления волос. Макияж… Лола называет такой «боевой раскраской»: надежное основание, на тон темнее кожи, и глянцевая красная помада.

– Знаете, много я вам сказать не могу. После трибунала дала подписку о неразглашении. – Держалась моя собеседница скованно и, похоже, уже сожалела, что согласилась встретиться со мной.

– Все, что вы скажете, останется между нами. Обещаю.

Харрис долго смотрела на меня, явно чувствуя себя не в своей тарелке, но в конце концов потребность выговориться перевесила страх перед возможным судебным преследованием.

– Я была тогда слишком неопытной, чтобы понимать, что к чему. Как продержалась там десять лет, одному богу известно. Вся внутренняя политика строилась на публичном унижении – такой текучки нигде больше не было.

– Почему же люди все-таки оставались?

Ванесса посмотрела на меня как на несмышленыша.

– Бонусы. Просто невероятные. Но и работа сумасшедшая. Если кто-то с чем-то не справлялся – увольняли в тот же день.

– И каково там было женщинам?

Харрис закусила верхнюю губу, и на ней появилось красное пятнышко.

– Я поэтому и написала куда следует. Начальство вело себя отвратительно. Собеседования с девушками, обращавшимися по поводу стажировки, проводились за обедом. Ну и, конечно, те из кожи вон лезли, чтобы получить повышение.

Было ясно, что вдаваться в детали моя собеседница не готова, и я даже посочувствовала ей. Десять лет в банке «Энджел» – вот объяснение и строгой одежды, и «боевой раскраски», за которой она пряталась.

– Вы слышали что-нибудь о сделках с использованием инсайдерской информации или об отмывании денег? – спросила я.

Ванесса лишь плотно сжала свои глянцевые губы. Страх перед возможными последствиями нарушения судебных предписаний, должно быть, не располагал к откровенности, потому что она резко закончила разговор. Провожая меня к выходу, Харрис остановилась у стеклянной стены. Внизу я видела рабочий зал – мужскую массу, разбавленную щепоткой женщин.

– Это наш операционный зал. До закрытия Футси остается двадцать минут, и кое-кто из них в глубокой заднице.