Я хотела сказать, что она могла бы найти себе какое-то занятие на эти несколько минут, посмотреть на людей или полистать «Таймс», но промолчала – бесполезно. У мамы мания по поводу пунктуальности. Даже когда отец колотил ее до синяков, она неизменно являлась на работу ровно без трех минут девять.
К тому моменту, когда нам принесли морковный торт, мать немного оттаяла и даже снизошла до разговора. Рассказала о поездке на Крит, достала из сумочки брошюрку.
– Это вилла, где мы останавливались.
Фотографии показывали повисшую на горном склоне отреставрированную мельницу, которая выглядела абсурдно большой для двух пенсионерок. Я посмотрела на цифры внизу страницы и даже моргнула от удивления: двухнедельный отдых моей матери обошелся в четыре тысячи долларов.
– А ты чем занимаешься? – спросила она.
Рассказать, что я помогаю полиции в расследовании убийств, о которых пишут все газеты?
– Тренируюсь, – ответила я. – Готовлюсь к апрельскому марафону.
Мать даже отложила вилку. Была она шокирована или приятно удивлена, я так и не поняла – выражение ее глаз скрывали очки.
– Думаешь, это разумно? Неудивительно, что ты выглядишь такой высохшей.
– Не беспокойся, мама, я прекрасно себя чувствую. Тебе просто так кажется.
Она отпила чаю и решительно, словно вынеся окончательное суждение, сомкнула губы. Результат получился такой, как если бы ее заставили выпить скисшего молока, и тем не менее я вдохнула поглубже и продолжила:
– Уилл уехал.
Мама сняла наконец очки и уставилась на меня своими бледно-серыми глазами.
– И кто же за ним присматривает?
– Никто. Он хочет заботиться о себе сам.
– Не говори со мной таким тоном.
– Никаким тоном я не говорю. – Мне с трудом удалось сдержаться. – Уилл ушел неделю назад. Я звоню ему каждый день, но он не отвечает.
Мать неодобрительно поцокала языком.
– Ему требуется профессиональное наблюдение.
– Ни в какое учреждение Уилл не пойдет. Об этом не может быть даже речи.
– Есть такие, что подойдут идеально. Находятся за городом – он мог бы гулять. Тебе следовало бы свозить его туда.
– Мама, ты не в том положении, чтобы указывать мне. Ты сама ни разу не предложила своему сыну пожить у тебя хотя бы неделю.
Мать снова надела очки, и солнце, отразившись от их стекол, почти ослепило меня. После довольно продолжительной паузы я повернула разговор в более безопасном направлении. Мама рассказала о том, как разочаровали ее «Успешные девушки»[59]
, и о том, что занятия пилатесом помогли уменьшить боль в спине. Ровно в час она поцеловала воздух у моей щеки, и мы разошлись, каждая в свою сторону. Думаю, попрощавшись, она испытала такое же облегчение, как и я.Жара продолжала бить рекорды. Стараясь следовать совету, который сама же даю пациентам с травмирующими воспоминаниями – отводите воспоминаниям о событии лишь ограниченное время, переключайтесь на что-нибудь другое, – я добралась до Тауэрского моста. Я уделила матери всего двадцать минут своего внимания, но так и не смогла выбросить ее из головы.
У Провиденс-сквер меня поджидал неприятный сюрприз: Даррен Кэмпбелл сидел на травке напротив дома, отбросив капюшон и явно наслаждаясь послеполуденным солнышком. Мои ноги как будто вплавились в бетон. Какая наглость заявиться сюда средь бела дня и вот так вот, открыто, меня поджидать! Возмущенная, я сделала то, чего делать никак не следовало. Все учебники психологии в один голос утверждают: избегайте прямого контакта. Сталкеры так отчаянно нуждаются во внимании, что даже самый негативный разговор рассматривают как приглашение. Но в тот момент меня будто переклинило. Я так разозлилась, что, позабыв предупреждение Хари, направилась прямиком к незваному гостю. Увидев меня, он поднялся.
– Тебе нельзя здесь быть, Даррен. – Я старалась говорить как можно спокойнее. – Ты ведь и сам это знаешь, да?
Парень нахмурился и решительно покачал головой:
– Я не могу оставить вас одну. Всякое может случиться.
Больше всего меня нервировал его взгляд. Я уже видела такой – неподвижный, маниакальный – у своих прежних пациентов, но не была тогда объектом их внимания. Сейчас Даррен мог выполнить любое мое задание. Прикажи я ему спрыгнуть с «Осколка», он подчинился бы без раздумий и даже не попытался бы найти парашют. При этом его бесконтрольные эмоции могли в любой момент вылиться в насилие.
– Послушай, тебе нужно прийти в понедельник в клинику на прием к доктору Чадхе. В девять часов, – велела я. – А сейчас уходи, или мне придется вызвать полицию.
Я стояла перед ним подбоченившись, будто какая-нибудь торговка рыбой, и на лице Кэмпбелла отражалась смесь гнева и изумления, как если бы я кричала на него на непонятном ему языке.
Глава 25