Ученица Калиостро

Нельзя сказать, что эта французская мода совсем уж не нравилась Маликульмульку. По крайней мере ее откровенность была лучше, чем причудливость прошлой моды, с ее широкими юбками, затянутыми талиями и всяческой батистово-кружевной суетой вокруг полуприкрытого бюста. Платьица на манер ночных сорочек, подпоясанные под самой грудью, казались забавными и показывали каждое движение стана; кроме того, наконец-то кавалер видел бедра и ноги дамы, к которой проявил интерес, и это стало тяжким испытанием для всех задастых и кривоногих дам, лишенных великолепной своей союзницы, широкой юбки на фижмах. Но Маликульмульк, глядя на новомодных красоток, отчетливо понимал, насколько устарели все подробности в «Почте духов». Вот выйдет второе издание — а читать его будут, как исторический трактат, спрашивая у бабок, что такое «фуро» и «тупей алакроше». А всего лишь двенадцать лет прошло с выхода в свет первой тетрадки журнала — той самой, где Прозерпина привозит в ад французские модные тряпки. Двенадцать лет, а свет не узнать…

И самый отчаянный возмутитель спокойствия, взбаламутивший весь Санкт-Петербург (по крайней мере сам он так считал), вдруг оказался начальником канцелярии. Генерал-губернаторской канцелярии в провинциальном городе. А другой не менее отчаянный баламут, с которым вместе и «Зрителя» издавали, и «Меркурия», ныне цензор русских пьес при дирекции императорских театров. Цензор! Сашка Клушин, язвительнейший сатирик, — цензор!..

Высокая тонкая дама, что появилась из экипажа, очевидно, была невесома — так легко перенеслась от подножки к крыльцу, оставив за собой кавалера. Она обернулась, словно желая убедиться в его присутствии, и Маликульмульк увидел ее лицо.

Он мало значения придавал женской красоте, но понял ясно — этой даме лучше бы всегда поворачиваться к кавалерам спиной. У нее был короткий вздернутый нос и глаза навыкате — точь-в-точь как у мопса. К тому же, глядя на нее сбоку или сзади, хотелось предположить лицо столь же удлиненное, как линии тела и тонкие изящные руки. Так нет же — лицо скорее можно было назвать мордочкой, которую шутница-Природа позаимствовала у какой-нибудь карлицы. Небольшое круглое личико на длинной красивой шее гляделось очень странно — Маликульмульк поневоле вспомнил о маскарадной полумаске, отороченной черным кружевом, они сейчас явилась бы очень кстати.

Кавалер стремительно последовал за дамой и успел открыть ей дверь. Она шагнула в сени, он же остался на крыльце. Человек, сидевший рядом с кучером, слез, достал из экипажа баул, поставил наземь, достал другой баул и внес их оба в дом. Тогда только кавалер отпустил экипаж и сам вошел в сени. Дверь захлопнулась.

Маликульмульк обернулся в надежде увидеть Маврушку — и она действительно стояла у калитки, уже без своей корзинки. Маликульмульк позвал ее жестом, она быстро подошла и забралась в дрожки. Вид у нее был озабоченный.

— На Романовку, — сказал извозчику Маликульмульк и повернулся к Маврушке. — Ну что, голубушка, будет дальше вспоминать? Какие имена ты слышала кроме графини де Гаше и фон Гомберга?

Он повторил оставшиеся: Эмилия фон Ливен, Иоганн Мей, Леонард Теофраст фон Димшиц, фон Дишлер.

— Мей, — неуверенно сказала Маврушка, причем видно было, что мысли ее витают в каких-то иных эмпиреях.

— И что же? Что говорили об этом господине?

— Говорили? Что в карты играет…

— И все?

— Чего ж еще?

— И не заходил к Михайле Петровичу?

— Хозяин его с лестницы спустил бы, — очевидно, она имела в виду старого Дивова.

— Но ты ведь его видала? Я тебя, голубушка, насквозь вижу — не может быть, чтобы ты по просьбе барыни своей не бегала узнавать, где Михайла Петрович пропадает, — уверенно сказал Маликульмульк. — Или же у беглого Никишки что-то узнавала.

— Да пропади он пропадом, этот Никишка! — разозлилась Маврушка. — Да чтоб его, подлеца, разорвало!

— Ну, так где ж ваш Мей обитает? Может, в гостинице «Петербург»?

Маврушка недовольно фыркнула.

— Или в «Лондоне»?

— А может, и в «Лондоне». «Лондон» молодой барин поминал…

— И ни разу ты этого Мея не видала?

— Ни разу.

Маликульмульк даже расстроился — субретка, живая и говорливая, обернулась угрюмой бабой. Что-то у нее было на уме, что-то очень нехорошее. И разговор с прилично одетым господином ей не нужен — даже то, что господин за свой счет вез ее домой, казалось ей не стоящим внимания.

— Мавруша, голубушка, — сказал он, — неужто ты не хочешь помочь госпоже Дивовой? Ты ведь до сих пор о ней заботишься! Вон, тайком провиант таскаешь. А что, как Морозовы узнают?

— Не обеднеют, — буркнула Маврушка. — Вы, барин, велите стать. Я дальше пешком пойду.

— Ты обиделась, что ли?

— Не обиделась, а нехорошо. Дворник увидит, что на извозчике еду, — то-то мне достанется…

— Стой! — приказал извозчику Маликульмульк. — Я к тебе еще наведаюсь. Может, чего вспомнишь? Ну, Бог с тобой.

— Бог в помощь, барин.

Извозчичьи дрожки стали разворачиваться, чтобы доставить седока обратно в крепость. Маликульмульк увидел морозовский дом, но Маврушку, подходящую к калитке, не увидел…