Удельная. Очерки истории

В Стандартном поселке мы с мамой и сестрой оставались до апреля 1942 года. Мы уже практически не двигались, и мама тоже. Когда нас эвакуировали, я была уже почти в бессознательном состоянии. Мою старшую сестру, Аню, чуть не выбросили из поезда, решив, что она умерла. В эвакуации мы оказались в Краснодарском крае. Нас выходила женщина, у которой мы жили в станице Усть-Лабинской. Но вскоре пришло известие, что подходят немцы, и нам удалось уехать буквально на последней подводе. Ближе к осени 1942 года мы добрались до Казани, где находился филиал Института этнографии».

...Когда в эвакуированном в Ташкент институте узнали о гибели дома Прокофьевых в Стандартном поселке, то в Ленинград 11 марта 1943 года ушла телеграмма: «Срочно выясните райсовете судьбу архива Прокофьева дом снесен Абрамзон». Но было уже поздно: спасти архив ученого не удалось.

«В конце мая 1945 года мы вернулись в Ленинград, – вспоминает Инга Георгиевна. – Нашего дома в Стандартном поселке не было, да и других, стоявших по соседству, тоже.

Г.Н. Прокофьев. Фото конца 1930-х годов. Из семейного архива И.Г. Агашириновой

Е.Д. Прокофьева. Фото конца 1950-х гг. Из семейного архива И.Г. Агашириновой

Говорили, что эти дома разобрали на дрова. Как выяснилось, все остававшееся имущество из нашего дома растащили. Нашу мебель потом видели у соседей. Книги отца или сгорели, или тоже были украдены. Пропала и отцовская докторская диссертация. Некоторые его картины, висевшие когда-то в нашей гостиной, мы потом случайно обнаружили в комиссионном магазине на Невском. Однако выкупить их у нас не было никакой возможности – мы бедствовали. Жить нам пришлось у бабушки на проспекте Щорса – в доме, наполовину разрушенном бомбой во время блокады. Мамина зарплата была мизерной, жили мы впроголодь, ели картофельную шелуху, спали на полу, а столом нам служил чемодан...»

Тем не менее, несмотря на тяжелое время, Екатерина Дмитриевна Прокофьева продолжала заниматься делом всей своей жизни – этнографией. Именно в послевоенные годы она выросла в крупнейшего специалиста по этнографии селькупов и ненцев, стала соавтором капитальных обобщающих трудов «Народы Сибири» из 18-томной серии «Народы мира» и «Историко-этнографического атласа Сибири».

Екатерину Дмитриевну по праву называют пионером этнографического изучения Тувы: в первой половине 1950-х годов она совершила туда три экспедиции. Занималась она и педагогической деятельностью: преподавала на северном факультете ЛГУ Уже после выхода на пенсию в мае 1964 года она кропотливо собирала последние материалы для подготовленного ею селькупско-русского словаря. К сожалению, она не успела опубликовать эту работу, как не успела завершить и монографию о селькупах, создание которой в память о муже она считала своим святым долгом...

* * *

Как это нередко бывает, тема Стандартного поселка получила свое продолжение в откликах старожилов. Один из них, Альберт Александрович Гуссалов, принес в музей «Лесное: из прошлого в будущее» в Доме детского творчества «Союз», что находится недалеко от «Бассейки», на проспекте Раевского (дом № 5, корп. 2), свою детскую куклу – реликвию блокадных лет. «Ее зовут Кутька», – пояснил он. Именно так он и назвал свой рассказ, посвященный своей жизни в Стандартном поселке.

«Кутьку я помню с 1941 года. Его мне подбрасывала мама, считала – ребенку будет веселее. Увы, будучи мужского пола, я с ним не играл, хотя относился с уважением...

Когда дом на Петроградской стороне, где жила наша семья, разбомбили, летом 1942 года мы перебрались в Сосновку. Почему-то она считалась местом окраинным и очень тихим. Но, помнится, непрерывно шли по нашему переулку вдоль Сосновки грузовики – мол, там, нефтебаза. О питомнике собак-диверсантов знал лишь из соседских разговоров.

Отец служил в располагавшейся рядом воинской части – 189-м зенитном полку Ближе всего к нам находился пост звуковой разведки. Мне было всего два года, и меня там всегда очень радостно встречали, брали на руки.

Дом, где мы жили, входил, как говорили, в Стандартный поселок. То, что помню, – одно из одноэтажных бревенчатых больших строений с четырехскатной крышей, поделенных на четыре квартиры – вдоль и поперек – каждая со своим входом и палисадником. Правда, жили мы там не очень долго: в 1943 году зенитный полк отца перевели на Синявинские высоты, где отец и погиб летом того же года. Мы же переехали обратно на Петроградскую сторону, а наши дома в Стандартном поселке разобрали на дрова. Слыша выражение „когда деревья были большими", сразу вспоминаю неповторимые стройные деревья нашей Сосновки с колючими шапками вверху».

Детство на Алексеевской

Воспоминания Бориса Георгиевича Ефремова (Литературная запись О.Ю. Лукьяновой)