Сараев было много, по числу семей, размещались они повсеместно, образуя вокруг домов уютные, как мне казалось, дворы. Наши сараи стояли на том месте, где теперь гаражи и трансформаторная будка. Как-то ЖАКТ решил отстроить для жильцов сразу нескольких домов двухэтажные сараи: два длинных ряда с двумя лестницами по бокам. Бросали жребий, горели страсти – кому какой сарай достанется, но почему-то долго мы ими не пользовались. Причину не помню, может быть, на этом месте строительство пятиэтажки уже началось. На этой же площадке была водяная колонка – помню время, как к ней выстраивалась очередь. Потом воду дали в квартиры, но колонка так и осталась. Недавно попыталась ее найти, примерное место по кустам коринки за домом № 5 по Рашетовой определила, но от нее не осталось даже люка.
Завершая тему бытовых подробностей, скажу, что при наших домах была прачечная – маленькая пристройка, где была вода и лавки, где хозяйки могли стирать в тазах и корытах, не боясь забрызгать мыльной пеной все вокруг. Но мама стирала там редко, постельное белье сдавала в прачечную, почему-то не на Калязинскую по соседству, а возила на 1-й Муринский к фабрике Микояна. Сдавала его «в сетку», что было значительно дешевле, и, получив белье, влажное и скрученное, везла его потом на трамвае, а дома уже сушила и отглаживала.
Баню в нашей семье предпочитали «новую» на Ярославском проспекте – в отличие от «старой», располагавшейся возле станции Удельная. Нам с сестрой «новая» нравилась тем, что для детей там был маленький «лягушатник», величиной и глубиной, наверное, с детскую песочницу, но там можно было поиграть с игрушками в прохладной водичке, пока мама освободится. И все-таки ходить в баню я недолюбливала: во-первых, потому что там часто были большие очереди, которые продвигались очень медленно, и, во-вторых, после бани нас мама очень кутала, ведь до нашей Лагерной мы ходили, конечно, пешком. Поэтому я очень любила мыться у бабушки в ванной. Они с дедушкой жили в коммунальной квартире на углу проспекта Римского-Корсакова и Мясной улицы, и там была ванная с дровяным нагревателем. Но подобное счастье случалось нечасто...
В непосредственной близости от нашего дома располагались еще два. Один – напротив крыльца, за сараями. Этот дом относился уже к Семеновскому переулку (в мое время от переулка оставалась заросшая бурьяном тропа). Довольно долгое время в нем размещалось почтовое отделение. Он был отштукатуренным и некогда ярко окрашенным.
На другой дом выходили окна нашей квартиры. Он располагался на углу Лагерной и Новозыбковской. С трех сторон его окружали деревья и кусты, со стороны крыльца располагались сараи и остатки красной кирпичной стенки (частью какой постройки она была раньше, мне неизвестно). В этом доме не было детей моего круга, и я его плохо запомнила.
Перед домом-почтой была утоптанная площадка, на которой часто происходили наши детские игры: «кислый круг», колдуны, пятнашки, «в собачки», прятки, «12 палочек». В нашем дворе очень любили игру в «ромбы». Эта игра сейчас совершенно забыта. Перед игрой на бумажках в форме ромбов красным и синим карандашами писались числа, например, 50, 100, 250, 500, 1000. Количество бумажек, скрученных в трубочки, равнялось количеству игроков. Кто-то подкидывал их вверх. Подобранный ромбик указывал, к какой команде (красных или синих) относился игрок и насколько он «дорог». Команда договаривалась о тактике: кого защищать, на кого «работать».
Для другой команды, естественно, оставалось тайной, кто каким числом владеет и кого преследовать надо в первую очередь. Затем члены одной команды разбегались, остальные начинали преследование. Догнавший требовал сверить номера на ромбах: больший поглощал меньшего, его число увеличивалось, равные номера разбегались. Игра была очень динамичной и азартной.
Вообще, игры объединяли дворы. Может быть, были и обратные примеры, но я с ними не сталкивалась. Однако некоторые семьи жили довольно обособленно. Этому способствовали и высокие заборы, и отдельные частные домики. На противоположной стороне улицы, на углу Лагерной и Новозыбковской, находился такой дом. Из-за забора дома было не видно, разве что край крыши. Зато видны были многочисленные фруктовые деревья, растущие в саду. Это был участок, принадлежащий Кремерам, и, кроме фамилии, мне о них ничего более не известно.
За Новозыбковской улицей Лагерная зрительно расширялась. Это объяснялось тем, что по ее четной стороне почти не было домов вплоть до Малой Ивановской улицы. Здесь росли высокие сосны, кусты сирени, чуть в отдалении было поле, где часто играли в футбол даже взрослые. Не было здесь и аллеи лип, что была в первой части Лагерной.
Как мне удалось узнать, несколько домов, стоявших некогда по левой стороне Лагерной, сгорели в блокадную зиму 1942 года. Огонь тогда сумел быстро распространиться по проводам, пострадали тогда и наши родственники. Новые дома здесь начали строить в 1960-е годы. И как приятно, что жители этих хрущевских пятиэтажек сумели окружить свои дома густой зеленью.