Уильям Шекспир — образы, как космогония мифа

«В древности у греков времена года представляли собой смену сезонов через олицетворение сменяющихся молодых девушек, которые ...были «временами года», но на некоторых памятниках искусства античности были изображены в виде крылатых детей с атрибутами, присущими каждому сезону года, получившими греческие имена, и в дальнейшем обозначившими сезоны года».

(Murray, John. «A Classical Manual», being a «Mythological, Historical» and «Geographical Commentary on Pope's Homer», and Dryden's Aeneid of «Virgil with a Copious Index». Albemarle Street, London. 1833, p. 256).

Положение богов в политеизме, в обязательном порядке имело ранжирование по их значимости, либо по выполняемой каждым их них функции. Мифы о сотворении мира затрагивали вопросы идентификации и места человека в этом беспрестанно меняющемся мире, поэтому имели глубокое значение для общества, раскрывая роль каждого героя мифа в общем сюжете, а также мировоззренческую позицию актуальную для той культуры, которая определяла степень значимости созданных идей в совокупности, а также роли индивида в обществе опираясь на универсалии.

Исследуя глубинный контекст пьес Шекспира, в его страстных порывах искромётного юмора, можно обнаружить, присущую ему сравнительную аллегорию. В которой автор раскрывает ранжированный космизм планетарного божества Сатурна. образ «heavy Saturn», «тяжёлого Сатурна» сонета 98, хочу отметить схожий образ «Сатурна» в пьесе Шекспира «Цимбелин, Король Британии» акт 2, сцена 5. Фрагмент перевода, которого любезно прилагаю ниже для ознакомления и сопоставления читателем:

— Confer!

________________

________________

Original text by William Shakespeare «Cymbeline, King of Britain» Act II, Scene V, line 1372—1406

This text is distributed for nonprofit and educational use only.

ACT II, SCENE V.

Another room in PHILARIO'S house.

(Enter POSTHUMUS LEONATUS)

POSTHUMUS

Is there no way for men to be, but women

Must be half-workers? We are all bastards;

And that most venerable man which I

Did call my father, was I know not where

When I was stamp'd. Some coiner with his tools

Made me a counterfeit; yet my mother seem'd

The Dian of that time. So doth my wife

The nonpareil of this. O, vengeance, vengeance!

Me of my lawful pleasure she restrain'd

And pray'd me oft forbearance; did it with

A pudency so rosy, the sweet view on't

Might well have warm'd old Saturn; that I thought her

As chaste as unsunn'd snow. O, all the devils!

This yellow Iachimo, in an hour, — was't not? —

Or less, — at first? — perchance he spoke not, but,

Like a full-acorn'd boar, a German one,

Cried «O!» and mounted; found no opposition

But what he look'd for should oppose and she

Should from encounter guard. Could I find out

The woman's part in me! For there's no motion

That tends to vice in man, but I affirm

It is the woman's part; be it lying, note it,

The woman's; flattering, hers; deceiving, hers;

Lust and rank thoughts, hers, hers; revenges, hers;

Ambitions, covetings, change of prides, disdain,

Nice longing, slanders, mutability,

All faults that may be nam'd, nay, that hell knows,

Why, hers, in part or all; but rather, all.

For even to vice

They are not constant, but are changing still

One vice, but of a minute old, for one

Not half so old as that. I'll write against them,

Detest them, curse them; yet 'tis greater skill

In a true hate, to pray they have their will.

The very devils cannot plague them better.

(Exit)

William Shakespeare «Cymbeline, King of Britain» Act II, Scene V, line 1372—1406.

АКТ II, СЦЕНА V.

Ещё одна комната в доме ФИЛАРИО.

(Входит ПОСТУМИЙ ЛЕОНАТУС)

ПОСТУМИЙ

Неужто, нет пути для мужчины быть мужчиной, но женщины

Должны быть наполовину трудягами? Мы все — бастарды;

И тот, самый достопочтенный человек, которого Я

Называл моим отцом, был Я не знаю, где

Когда меня отштамповывал. Некий чеканщик с помощью его инструмента,

Сделавший из меня подделку; и всё же моя мать казалось, что была

Дианой того времени. Так же делала моя жена

С бесподобностью той же. О, отмщение, отмщенье!

Она удерживала меня от моего законного удовольствия,

И меня, куда чаще умоляла об воздержанности; и делала это с

Пухлостью настолько розовой, сладчайшим взглядом от того,

Что смогла бы отогреть старину Сатурна; чтоб Я посчитал её

Настолько целомудренной, как нерастаявший снег. О, всё дьяволы!

Этот жёлтый Яхимо, в течении часа, — не так ли? —

Иль менее того, — поначалу? — Возможно, он говорил нет, но зато

Словно, объевшийся желудями боров, какой-то немецкий,

Завопил «О!» и вскарабкался на неё; и не встречая сопротивленья

Но та, которую он высматривал, должна была противиться ему, и

Она должна, исходя от вероятной стычки оградиться. Смогу ли Я, уяснить

Женскую позицию в себе! Чтобы не было движение сомнений там,

Когда появится тенденция к пороку с мужчиной, только Я подтверждаю

Это женская черта; хоть, будет это ложью, и отмечаю её

Женской: льстивостью — её; обманчивостью — её;

Похотью и низменными мыслями — её, её; отмщением — её;

Амбициями, вожделением, сменой горделивости презреньем,

Милым устремлением к страсти, навету клеветой, изменчивостью,