Да, Франция была еще сильнее Германии, но часы европейской истории показывали уже новое время. В этом месяце он выступил в палате общин со следующей оценкой европейской ситуации: “Если мы изберем принцип равенства вооружений между Францией и Германией, то мы окажемся в опасной близости от весьма бурных событий”. Согласно английским официальным оценкам, в 1933 г. Британия, пятнадцать лет назад имевшая огромную армию, оказалась вообще без вооруженных сил в метрополии и была пятой военно-воздушной державой в мире. Для Черчилля равенство вооружений между Германией и Францией означало опасное общее неравенство, оно означало, что 70 миллионов немцев будут безусловно превосходить 38 млн. французов.
Но мир пока предпочитал не придавать значение трансформации германской политической арены, выдавая желаемое за действительное. 19 мая 1933 года ведущий политической обозреватель своего времени Уолтер Липпман, прослушав по радио выступление Гитлера, охарактеризовал его как “подлинно государственное обращение”, дающее “убедительные доказательства доброй воли” Германии. “Мы снова услышали, сквозь туман и грохот истинный голос подлинно цивилизованного народа. Я не только хотел бы верить в это, но, как мне представляется, все исторические свидетельства заставляют верить в это”. Оказывается, преследование евреев служит “удовлетворению желания немцев кого-нибудь победить”. Это, мол, “своего рода громоотвод, который защищает Европу”. И это писал Липпман.
23 марта 1933 г. - через два месяца после прихода Гитлера к власти Черчилль первым среди западных политиков забил тревогу: “Когда мы читаем о Германии, когда мы смотрим с удивлением и печалью на эти поразительные проявления жестокости и воинственности, на это безжалостное преследование меньшинств, на это отрицание прав личности, на принятие принципа расового превосходства одной из наиболее талантливых, просвященных, передовых в научном отношении и мощных наций в мире, мы не можем скрыть чувства страха”. В апреле Черчилль выразился еще более определенно: “Как только Германия достигнет военного равенства со своими соседями, не удовлетворив при этом своих претензий, она встанет на путь, ведущий к общеевропейской войне”.
В ноябре 1933 г. Черчилль поднялся в палате общин с такими многозначительными словами: “Огромные силы пришли в движение и мы должны помнить, что речь идет о той могущественной Германии, которая воевала со всем миром и почти победила его: о той могущественной Германии, которая на одну немецкую жизнь ответила убийством двух с половиной жизней своих противников. Неудивительно, что видя эти приготовления, открыто провозглашаемые политические доктрины, все народы, окружающие Германию, охватывает тревога”. Черчилль полагал, что лишь примерно до середины 1934 г. Британия вместе с Францией и другими заинтересованными странами могла оказать силовое воздействие на Германию без пролития крови - тогда Гитлер еще не укрепился полностью. Но правящие круги Англии считали, что аппетит Гитлера можно умерить, и направляли свои усилия на разоружение Франции, чтобы поставить побежденного и победителя - Германию и Францию - в равное положение. Черчилль же предсказывал, что “после уменьшения французской армии до уровня немецкой армии Германия заявит: “Как мы можем быть великой нацией в 70 млн. человек, если наши военно-морские силы не равны величайшему из флотов в океане?” Тогда вы ответите: “Нет, мы не согласны. Армия это одно, а морские вопросы касаются британских интересов и мы обязаны сказать “нет”. Однако с каких позиций мы можем сказать им тогда нет? Войны приходят довольно неожиданно”.
Черчилль предложил реорганизовать гражданскую промышленность таким образом, чтобы она могла в случае мобилизации производить военное снаряжение. Он полагал, во-первых, что Англия должна отойти от лондонского договора, который ограничивал ее возможности строить военные корабли. Во-вторых, в складывающейся обстановке в интересах Англии было бы строительство мощных линкоров Соединенными Штатами. Третий его вывод касался военно-воздушных сил. Британия должна в воздухе иметь силу, равную по мощи объединенным военно-воздушным силам Франции и Германии. В 1935 году Черчилль делился своими мыслями с молодым Макмилланом: “Германия достигнет доминирующего положения в мире, и Британии придется либо позорно смириться с этим, либо пойти на долгую и страшно изнурительную войну. В последнем случае нужно будет за два-три года собрать широкую коалицию самых различных элементов британского общества. Его концепция коллективной безопасности была более реалистической, чем у энтузиастов Лиги Наций. Черчилль трезвее других смотрел на Лигу: лишенная членства Америки, Германии и Японии, она не могла быть реальным инструментом обеспечения мира.