Уинстон Черчилль

Неудивительно, что, встретившись на месте, двое руководителей не смогли найти общий язык. «Я так понимаю, — отмечал в дневнике капитан Ральф Эдвардс (1901–1963), — что генерал и адмирал дерутся на севере друг с другом, как кошка с собакой». Энтропию увеличивал и сам Черчилль, который на основе изучения карт Нарвика убеждал Корка в легкости захвата порта путем его обстрела с моря. Макэзи, напротив, опирался на результаты рекогносцировки, считая, что с учетом специфики местности, траектории снарядов корабельной артиллерии и наличия не обнаруженных огневых точек противника обстрел с судов не позволит достигнуть желаемой цели, а высадка войск приведет лишь к огромным потерям. Несмотря на свой авторитет и браваду, Корк не смог заставить Макэзи пересмотреть точку зрения. Не смог этого добиться и Черчилль. Зато он сумел убедить Военный кабинет сменить командующего, назначив на место Макэзи лорда Корка. Но получив необходимую власть и ответственность, Корк поменял свою позицию и перенял осторожность предшественника. Увидев в этом происки Макэзи, Черчилль посоветовал новоиспеченному главкому решительнее использовать свою власть. «Если офицер распространяет плохое отношение, необходимо не колеблясь освободить его от должности или поместить под арест», — заявил он адмиралу. Корк тут же ответил, что «в упомянутой вами ситуации я не колеблясь применю свою власть, но не думаю, что в этом будет необходимость». В итоге операция по установлению контроля над Нарвиком была начата 24 апреля — в 25-ю годовщину высадки в Галлиполи. Как и в прошлый раз, она закончилась провалом, хотя и не привела к серьезным потерям, поскольку была благоразумно и оперативно свернута[299]

.

Безуспешные действия в захвате Нарвика совпали для британцев с общим провалом Норвежской кампании. Поэтому упоминание Галлиполи весьма кстати. По крайней мере сам Черчилль явственно ощутил приближение призрака Дарданелльской катастрофы, поразившись мистической точности двух эпизодов. Как и четверть века назад в ожидаемой, но заставшей врасплох многих государственных деятелей войне, решительный и уверенный в себе Черчилль начал боевые действия в кресле первого лорда Адмиралтейства. Как и четверть века назад, являясь олицетворением наступательного духа, он стоял у истоков военно-морской операции, которая привела к неутешительным результатам. Как и четверть века назад, разбор полетов и неудач пришелся на май — месяц, который Черчилль никогда не любил. Как и четверть века назад, наш герой оказался в первых рядах виноватых. Как и четверть века назад, произойдет формирование коалиционного правительства и последуют отставки. Как и четверть века назад, Черчилль покинет пост первого лорда Адмиралтейства. Все повторялось, только итог оказался совершенно иным — вместо исчезновения в тени забвения потомок Мальборо пошел по карьерной лестнице вверх.

Было ли это чудом или закономерностью? За восемь месяцев управления военно-морским флотом Черчилль не только наживал себе врагов среди инертных коллег, но и завоевывал уважение и расположение широких масс. «Только его имя и слышно в казармах», — констатировала служба мониторинга общественного мнения. Это понимали и коллеги Чемберлена, признавая, что первый лорд Адмиралтейства «один из самых популярных членов кабинета». Это понимал и противник. «Черчилль в Кабинете министров! — воскликнул Герман Геринг. — Это означает, что война действительно началась и теперь нам придется сражаться с Англией»[300]. Пусть планы Черчилля продвигались с трудом, но с каждым месяцем «странной войны» его политический капитал возрастал. В феврале 1940 года его включили в состав участников заседания Верховного военного совета, высшего коллегиального органа союзников по управлению войной. В апреле после отставки министра по координации обороны адмирала флота барона Эрнла Четфилда (1873–1967) он стал председательствовать на заседаниях Военного координационного комитета и получил право от имени этого органа отдавать распоряжения начальникам штабов, превратившись де-факто в заместителя премьер-министра.