Уинстон Черчилль

Помимо своего появления в народе Черчилль также уделял внимание своему образу, который стал для британцев одним из самых узнаваемых и запоминающихся в годы войны. Еще в 1920-е он отмечал, что «одним из самых обязательных атрибутов каждого публичного человека должен стать некий отличительный знак, по которому его всегда будут узнавать»[315]

. Для Черчилля такими знаками стали пальто, костюм-тройка с неизменным галстуком-бабочкой, необычные шляпы и огромные сигары. Иногда он облачался в военную форму, став единственным главой британского правительства, носившим ее в период своего премьерства. В 1941 году, когда Черчиллю сообщат, что бойцы отрядов Сопротивления рисуют в оккупированной Франции на стенах латинскую букву V, означающую по-французски «победа» (

Victoire

), а по-голландски — «свобода» (Vrijheid), он включит этот знак в арсенал позиционирования своей личности. Его даже не смутило, что повернутая тыльной стороной ладони к собеседнику, эта комбинация из двух пальцев в Британии и доминионах означает обидное оскорбление. За ним последует Би-би-си, обнаружив, что передача буквы V кодом Морзе — точка-точка-точка-тире — аналогична известному «мотиву Судьбы» из Симфонии № 5 Людвига ван Бетховена — соль, соль, соль, ми-бемоль. Отныне радиокорпорация станет использовать этот музыкальный фрагмент при объявлении военных новостей или в патриотических передачах. На 1941 год придется появление еще одного PR-символа — бульдожьего взгляда, убедительно запечатленного на известном фотопортрете Юсуфом Каршем (1908–2002). Сам Карш признавался, что эта работа стала первой, принесшей ему мировую известность. Этот портрет также стал первым, показавшим миру другого Черчилля. До начала войны запечатлеть такой взгляд на пленку было невозможно потому, что Черчилль еще не сталкивался с такого уровня проблемами и не находил в себе столь мощные силы для отчаянного противостояния.

Важной составляющей военного лидерства Черчилля стали его публичные выступления. Постоянно совершенствуя свой стиль и навыки, он выработал и последовательно придерживался следующих принципов. Во-первых, тщательная подготовка. Не случайно Ф. Э. Смит шутил, что «Уинстон потратил лучшие годы своей жизни на составление экспромтов». Черчилль мог несколько суток готовить ответственные выступления, обдумывая отдельные фразы и того больше — по несколько месяцев, фиксируя их в специальном блокноте. Отработав и согласовав текст на предмет отдельных фактов, он приступал к репетиции, нередко декламируя его во время водных процедур, чем периодически озадачивал дворецкого. Во-вторых, Черчилль старался концентрироваться на идеях. Не перенося пустословов, он подтрунивал в свое время над способностью Рамсея Макдональда «заключить в максимум слов минимум смысла», а также зло отзывался о горе-ораторах, которые «готовы пойти на огромные жертвы ради своих убеждений, только они не знают, за что ратуют, и готовы умереть за правду, только не знают, в чем она состоит». Черчилль считал, что прежде чем начать выступление, оратор должен сам четко представлять, какую мысль он донесет до слушателей и к каким выводам приведет их в конце. Концентрируйтесь не на изложении фактов, а на демонстрации идей, советовал он выступающим на публике. В-третьих, он призывал не пасовать перед аудиторией. «Действуйте, как копер, — делился он своим опытом. — Ударили раз. Отошли, вернулись — снова удар. Не получилось, бейте в третий раз». И уж тем более не бойтесь быть серьезным! «Не нужно потакать прихотям аудитории: дескать, они это не поймут. Куда они денутся! — считал политик. — Раз пришли, пусть слушают!» В-четвертых, использование богатства и многообразия языка для выражения своих мыслей, включая обращение к метафорам и юмору. Черчилль был мастером находить правильные слова, сплетая из них памятные фразы. Например, «никогда еще в истории войн столь многие не зависели в столь многом от столь немногих»[316].