Уинстон Черчилль

Третий вывод, который частично вытекает из предыдущего, состоит в том, что война стала неуправляема. «Начав изучать причины Великой войны, сталкиваешься с тем, что политики весьма несовершенно контролируют судьбы мира», — утверждал Черчилль. Даже самые талантливые отличаются «ограниченностью мышления», в то время как «масштабные проблемы», с которыми им приходится иметь дело, «выходят за рамки их понимания», эти проблемы «обширны и насыщены деталями», а также «постоянно меняют свои свойства». Какой бы тщательной ни была подготовка, какими бы детальными ни были разработанные планы, какими бы точными ни были проведенные расчеты, после того как набат войны пробьет, управлять войной станет практически невозможно. Вместо прогнозируемых явлений придется иметь дело с «последовательностью непредвиденных и неуправляемых событий». Полководцев ожидают хаос и растерянность, сюрпризы и волнения, разочарования и ограничения. В качестве эпиграфа к одной из глав Черчилль выбрал цитату из предвоенного романа американской писательницы Мэри Джонстон (1870–1939) «Прекратить огонь», в которой красноречиво показано, как за «колесницей Войны… приходит Неизбежность с плотно сжатыми губами, Фатализм с расплывчатым взором… и Инстинкт, который восклицает: „Не вглядывайся слишком пристально, иначе лишишься рассудка“»[201]

. Первая мировая война — эта «кровавая неразбериха», в которой «все непостижимо», — стала, по мнению Черчилля, потому из ряда вон выходящим катаклизмом, что в отличие от других кровопролитий прошлого она «не имела повелителя». «Ни один человек не мог соответствовать ее огромным и новым проблемам; никакая человеческая власть не могла управлять ее ураганами; ни один взгляд не мог проникнуть за облака пыли от ее смерчей». Великая война с ее масштабами событий, «выходящих за пределы человеческих способностей», «измотала и отвергла лидеров во всех сферах с такой же расточительностью, с какой она растранжирила жизни рядовых солдат»[202]

.

Человечеству пришлось заплатить страшную цену за ошибки лета 1914 года. Старый мир, который, по словам Черчилля, «на краю катастрофы был чрезвычайно прекрасен», все эти «страны и империи с коронованными государями и правителями, величественно возвышавшимися в окружении сокровищ, которые были накоплены за долгие годы мирного существования», все это великолепие рухнуло и исчезло навсегда. Но человек, считал Черчилль, выстоял. «Нервная система современного человека оказалась способной выдерживать физические и моральные потрясения XX столетия, перед которыми более простые натуры первобытных времен пали бы духом, — отмечает он. — Без содроганий он снова и снова шел под ужасный артиллерийский обстрел, снова и снова — из госпиталя на фронт, снова и снова — к алчущим человеческие жизни субмаринам. Как личность он сохранил среди этих адских мук величие здравого и сострадательного разума».

Но в действительности не все было столь оптимистично. Война оказалась катализатором настолько мощных изменений, что их нельзя было скрыть под бравурными фразами книжной риторики. Первая мировая подвела черту под многовековым господством выдающихся людей, определявших основные достижения, направления и судьбу человечества. Отныне на авансцене истории появился новый персонаж, взявший бразды правления в свои руки. Имя этого персонажа — масса. «А поскольку масса по определению не может и не способна управлять собой, а тем более обществом, речь идет о кризисе европейских народов, самом серьезном из возможных, который именуется восстанием масс», — охарактеризует в 1929 году произошедшую метаморфозу Хосе Ортега-и-Гассет (1883–1955). Почему испанский философ называет восстание масс кризисом? Да потому что посредством всеобщего уравнивания — «богатств, культуры, полов» — массы превратили интеллектуальную жизнь в «эпоху увлечений и течений», когда «мало кто противится поверхностным завихрениям, лихорадящим искусство, мысль, политику, общество». Черчиллю еще только предстоит осмыслить новые реалии. Хотя разработку названной темы он начал именно в «Мировом кризисе», указывая, что «символом нашего века является исполнение политики Бробдингнега[203]

лилипутами»[204].