Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Не бесспорное утверждение, но сама публикация стала интересным и в определенной степени показательным явлением. Черчилль и в самом деле был очень высокого мнения о национальной героине Франции. «Я считаю ее победителем во всей истории Франции», — скажет он своей супруге в конце декабря 1938 года после завершения фрагмента о жизни Жанны д’Арк[239]. «Я всегда испытывал трепет перед ней», — признается Черчилль Бернарду Шоу в августе 1946 года. Ему нравился двухтомник Анатоля Франса (1844–1924) «Жизнь Жанны д’Арк», опубликованный в 1908 году. «Она и в самом деле является сияющей звездой», — заметит он Шоу[240]. Последний личный секретарь политика Энтони Монтагю Браун подтверждает, что для его патрона Жанна д’Арк была «величайшей героиней»

[241]. В своей тетралогии Черчилль назовет в честь Орлеанской девы главу (из иностранцев такой чести удостоен только Наполеон), а величает он ее не иначе как «ангелом избавления, благороднейшей защитницей Франции, самой блистательной из ее героев, наилюбимейшей из ее святых». «Все солдаты должны читать ее историю и размышлять над словами и деяниями настоящего воина», — считал автор[242].

Чем вызвана столь высокая оценка патриотом Британии французской девушки, возглавившей борьбу против английских захватчиков? Ответ на этот вопрос лежит в нескольких плоскостях. Черчилль и сам был лидером, вдохновившим граждан на борьбу с иностранными поработителями. У него было неоднозначное отношение к религии, но он верил в Судьбу, считая себя инструментом в ее руках и придерживаясь мнения, что призван спасти Отечество. Эти же черты он отмечал и в Орлеанской деве, для которой, правда, призыв «восстать, вооружиться, победить» носил подчеркнуто религиозный оттенок. На страницах своей книги Черчилль описывает, как внутреннему взору босоногой девушки в «бедной, далекой деревушке Домреми на краю Вогезского леса», пасущей овец и водившей коней путников на водопой, «явились посланцы Бога <…> сам святой Михаил повелел ей встать во главе освободительных армий»[243]

.

При описании сцены благословения Черчилль акцентирует внимание на двух моментах. Первый — «огромная ответственность». Поначалу Жанна «испугалась» своего бремени. Но когда святой Михаил вернулся к ней «в сопровождении святой Маргариты и святой Екатерины, патронесс деревенской церкви, девушка повиновалась их приказу»[244]. Второе — когда являешься инструментом Судьбы, остается лишь повиноваться ей. При этом в понимании Черчилля не существенно, насколько неправдоподобной представляется миссия на первый взгляд. Описывая победы Жанны, он замечает: «Если это не было чудом, то оно должно было быть им»[245]. И если пришло время свершиться чуду, то так тому и быть.

Другой важной чертой Жанны д’Арк, чертой, имеющей принципиальное для Черчилля значение, является беззаветная преданность юной воительницы своей стране. В этом отношении можно обнаружить перекличку с образом Боудикки, про которую автор говорит, что «памятник ей на набережной Темзы напротив Биг-Бена напоминает нам о том суровом призыве победить или умереть, который прозвучал в веках».

Сравнение с Боудиккой интересно тем, что указывает на третий пласт, привлекавший внимание Черчилля к Орлеанской деве. Обе женщины восстали против иноземных завоевателей, вдохновили народ на борьбу, одержали победу и переломили ход истории, но добились всего этого, принеся на алтарь свою жизнь. Еще со времен повествования о войне в Судане в конце XIX столетия Черчилль демонстрировал уважение к историческим персонажам, поднявшимся на борьбу, но павшим в ее горниле.

Сама тема падения также привлекает внимание британского автора, рассматривающего гибель Жанны д’Арк в свете благородного и трагичного противостояния личности и массы. Двор и клир быстро поняли, что Жанна «служит не столько церкви, сколько

Богу, и не столько орлеанской партии, сколько Франции». Она стала неуправляема и начала представлять угрозу для «влиятельных групп», которые не преминули отвернуться от нее. Последовало предательство, плен, после чего в течение года «ее судьба висела на волоске, тогда как неблагодарный и беспечный Карл не ударил пальцем о палец, чтобы спасти» свою подданную. В стране не может быть двух королей, а Жанна стала сама «словно воплощать славу Франции». Ее судьба была предрешена, но ее слава оказалась неподвластна предавшим ее соотечественникам и казнившим ее англичанам. Покинув грешную землю, она возродилась, как святая.

Был и четвертый фактор, возвышавший французскую героиню над другими великими людьми. Ее отличала не только «непобедимая отвага», но и «бесконечное сострадание, добродетель простоты и мудрость справедливости». Именно эти качества и определили ее место — «настолько высоко стоящей над обычным человеческим уровнем, что равного ей не найти во всей многовековой истории Франции». В представлении Черчилля, Жанна была «воплощением естественной добродетели и доблести человеческой расы», став «образцом беспримерного совершенства»[246].