Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Повышение легитимности является не единственным практическим выводом, который следует из институциональной теории. На страницах «Истории» можно обнаружить и другие наблюдения об эффективном управлении, вытекающие из нее. Одно из них связано с долговечностью проводимых реформ. В третьем томе автор приводит слова одного из отцов-основателей США Говернера Морриса (1752–1816), адресованные Джорджу Вашингтону: «Применение власти зависит от характера человека». Черчилль замечает, что Моррис «был прав», сделав это «многозначительное замечание»[325]

.

Разумеется, Моррис был прав. Но личные особенности руководителя накладывают существенное ограничение в использовании властных полномочий. Эта закономерность имеет различные проявления. Один из наиболее наглядных примеров связан с сильными лидерскими качествами: нонконформизмом, независимостью, неуживчивостью. Эти качества могут привести их обладателя на Олимп и даже могут помочь удержаться на вершине, но насколько устойчивым окажется их наследие? Возьмем Гладстона, который в полной мере обладал перечисленными чертами, являясь, по словам Черчилля, «на голову выше своих коллег». Осознавая собственное превосходство, Великий старец однажды без обиняков заметил Уильяму Харкорту (1827–1904), что «готов идти вперед в одиночку». Комментируя это признание, Черчилль отметил, что подобная позиция «плохо пригодна для управления людьми». Она, конечно, позволила Гладстону завоевать «любовь сторонников, равной которой Британия еще не видела», но результатом выбранного подхода стал раскол Либеральной партии. Или, например, король Шотландии Роберт I Брюс (1274–1329), «неимоверный авторитет» которого позволял ему «служить заменой институтов и традиций», сложившихся к тому времени в Англии. А после его кончины власть перешла к не готовому для столь ответственной миссии шестилетнему сыну Давиду II (1324–1371), и «началось одно из тех правлений несовершеннолетних, которые были проклятием Шотландии».

Эффективно замыкающие на себе всю административную, политическую и военную власть исполины появляются редко. Гораздо чаще людям свойственна противоречивость, незаконченность и слабость. Давая характеристику Ричарду II (1367–1400), Черчилль указывал, что в поступках короля «немыслимые ошибки и невероятная интуиция сменяли друг друга с обескураживающей быстротой». «Ричард был способен на почти нечеловеческое терпение и хитрость, но одновременно и на глупости, избежать которых сумел бы и простак». Вывод очевиден: отдельная личность-руководитель, какой бы сильной, уверенной, благоразумной и мудрой она ни была, проигрывает из-за объективных ограничений системе и институтам. Даже Черчилль со всей его верой в теорию великого человека, со всей поддержкой и защитой индивидуализма признавал важность институтов. Возвращаясь к описанию прошлого, он констатировал, что только благодаря созданию «прочных институтов» Плантагенеты смогли «обуздать английский феодализм»[326]. Новаторские предложения и революционные нововведения выдающихся персоналий, какими бы полезными они ни были, не будучи институализированы и внедрены в плоть и кровь существующих систем, недолго просуществуют на авторитете создателя после его ухода, рассыпавшись под действием неумолимого времени и враждебных внешних сил.

Но и с институтами не все так просто. Когда какое-то событие проходит институализацию, отличительными чертами которой являются стабильность и предсказуемость, на сцене появляется новое явление — инерция. Сама по себе инерция не является чем-то плохим. Более того, она обладает положительными свойствами, защищая организационную систему от частых и вредоносных изменений, а также сохраняя положительные практики. В теории организации есть даже такое понятие, как уязвимость новизны, которое описывает обнуление инерционных часов и снижение уровня надежности организации, происходящее после каждого кардинального изменения. Обнуление инерционных часов приводит к омоложению организации, увеличивая одновременно риск ее гибели. И в том случае, если изменения следуют одно за другим, то этот риск становится существенным. Черчилль отразил эту тенденцию в своем наблюдении, что «не существует более верного способа поддержать народное волнение, чем повторные и скоро следующие друг за другом всеобщие выборы»[327].