Уинстон Черчилль. Последний титан

Во-первых, единовластие процветает в странах с низким уровнем социально-экономического развития, поскольку основные средства расходуются на поддержание диктатуры и развитие армии. Последняя играет важную роль как средство противостояния внешнему врагу, который всегда есть – реальный или мнимый, и часто используется для участия во внешних авантюрах для преодоления внутренних проблем. Рассуждая в марте 1936 года о будущем поведении Гитлера, Черчилль акцентировал внимание на «исчерпании бюджета Германии», которое, по его прогнозам, «очень скоро» должно было поставить руководство НСДАП перед выбором «между финансово-экономическим крахом и войной». Схожую мысль он повторил в статье в Evening Standard

: «Финансовое и экономическое давление в самой Германии достигает такого напряжения, что правительству герра Гитлера довольно скоро останется лишь выбирать между внутренним и внешним взрывом».

Во-вторых, каждый диктатор стремится к всевластию, оставаясь при этом пленником своего аппарата – этой амальгамы сторонников, объединенных вместе «строгими правилами», «партийной доктриной», руководимых либо «стремлением к коррупции», либо «жаждой личной власти», либо «наслаждением от травли и гонений». «Диктатор может двигаться только вперед; назад ему пути нет, – объясняет Черчилль. – Он должен наводить своих гончих на след и спускать их на зверя, иначе он, подобно древнегреческому Актеону, сам будет растерзан».

В-третьих, диктаторы и тираны являются рабами собственного страха. «Они боятся слов и мыслей, – указывает британский автор. – Стоит крохотному мышонку идеи юркнуть в комнату, как самые могущественные владыки впадают в панический страх. Они делают отчаянные попытки запретить мысли и слова; они боятся работы человеческого интеллекта». Именно по этой причине они «мучают до смерти в концентрационных лагерях философов, учителей и писателей» и запрещают «безжалостными полицейскими методами» узнавать людям правду. Управление общественным мнением играет с диктаторами злую шутку, ограничивая их самих в получении актуальных, достоверных и полных данных. В то время, пока они сообщают народу лишь ту информацию, которая усиливает достижения диктаторов, собственные подчиненные держат их в неведении, «скармливая им лишь те факты, которые они способны переварить». Из-за отсутствия «независимых голосов» «скандалы, продажность и недостатки не выявляются», а «продолжают гнить за помпезным фасадом государства». В этом проявляется еще одна форма бессилия диктаторов. Несмотря на свою внешнюю властность и декламируемую мощь, на самом деле «их уши глухи, их пальцы окоченели, они не чувствуют ног, двигаясь вперед в тумане и темноте неизмеримого и неведомого»{259}

.

Пока Черчилль пытался достучаться до ушей и умов властей предержащих, мир скатывался в пучину новой мировой войны. Понимая, что его страна не выстоит одна, британский политик настаивал на образовании новой Антанты. Во время своей очередной беседы с советским послом И. М. Майским в апреле 1939 года он подчеркнул, что Британии и Европе «требуется помощь России». Одновременно он убеждал своих коллег, что «нацизм угрожает основным интересам русского государства» и основу «Великого альянса» должно составить «достижение взаимопонимания с Россией»{260}

. Но от него отмахивались, продолжая цепляться за мертворожденную идею с санитарным кордоном (cordon sanitaire) и придерживаться эгоистической политики ослабления коммунистической и нацистской держав в совместной борьбе друг с другом. Британские стратеги переиграли сами себя, упустив пакт Молотова – Риббентропа и оказавшись перед началом самого страшного противостояния в истории человечества без могущественного союзника, который был единственной силой, способной остановить распространение коричневой чумы и обеспечить победу в предстоящем военном конфликте.