Несмотря на возраст и накопившуюся усталость, Черчилль не сбавлял обороты и продолжал брать на себя дополнительные нагрузки. В апреле из-за болезни Идена он отправил министра в отпуск и принял на себя курирование внешнеполитического ведомства, фактически совмещая одновременно три поста: премьер-министра, министра обороны и главы Форин-офиса. Оказавшийся в его непосредственном подчинении Кадоган делился с дневником «усталым и изможденным видом премьер-министра». Черчилль, писал он, «похоже, еле держится… я беспокоюсь за него». Для Кадогана стало очевидно, что лидер нации сильно сдал за последний год. «Я и в самом деле не знаю, сможет ли он выдержать такую нагрузку». Схожее мнение сложилось и у других ответственных лиц, близко общавшихся с премьер-министром в это время. В частности, например, Брук охарактеризовал политика как «усталого, вялого и нерешительного». Усталость привела к смещению приоритетов с нарушением баланса между важным и второстепенным. То Черчилль зацепился за американский опыт снижения веса самолета и соответственно увеличения его скорости за счет отказа от использования краски и попросил Министерство авиации докладывать ему: если аналогичная практика распространится в Королевских ВВС, то он озаботился грязными и дырявыми мешками в Сент-Джеймсском парке, из которых сыпался песок. В конце мая ему сообщили о нехватке оборудования для насосов, поднимающих бетонные кессоны в искусственных гаванях «Оверлорда». Это было неприятное препятствие, учитывая роль этих сооружений в организации высадки. Проблема требовала незамедлительного решения, и Черчилль его нашел, предложив обратиться за насосами к пожарным. Обычно этот эпизод приводится в качестве подтверждения находчивости, сообразительности и незаменимости британского премьер-министра. Хотя на самом деле он больше указывает на наличие проблем в общей организации работ и излишней централизации системы принятия решений. Неужели в Лондоне больше не было руководителей ниже рангом, чем премьер-министр, кто бы мог найти аналогичный выход из ситуации и добиться претворения его в жизнь?{362}
Помимо изъянов в управлении эпизод с насосами также указывал на идущую полным ходом подготовку к открытию Второго фронта, в которой Черчилль также принимал активное участие. По дипломатическому лавированию, которое отличало поведение британского премьера в течение двух с половиной лет с июля 1941 года, создается стойкое впечатление, что Черчилль был категорическим противником этой операции. Этот же вывод напрашивается, если ознакомиться с некоторыми его высказываниями в узком кругу доверенных лиц. Например, обращенная к Кадогану в апреле 1944 года мысль: «Эту битву (“Оверлорд”) навязали нам русские и американские военачальники»{363}
. На самом деле, его отношение ко Второму фронту во Франции было сложнее. Особенность оценки и анализа деятельности Черчилля заключается в том, что она производится с удаленной по времени точке наблюдения. Это отдаление отличает знание о произошедшем. Черчилль, который действовал и принимал решения в условиях неопределенности, подобным знанием не обладал. Для него любой план нападения на противника имел свои плюсы и минусы, соотношение которых зависело от сформулированных целей, понимания ограниченных ресурсов и множества других объективных факторов. Помимо упоминаемого выше следования интересам, в первую очередь Британской империи, на восприятие им военных инициатив также влияли их законченность и успешность. Планы «Кузнечного молота» и «Сбора» этим критериям не удовлетворяли. По мнению премьера, они больше походили на отчаянные жесты, граничащие с авантюрой, результатом которой станут неизбежные значительные потери в живой силе. Аналогичного мнения он придерживался и в отношении первых версий «Оверлорда», отмечая их слабость и неубедительность. Затем, когда стали проявляться детали, он изменил свое мнение, принял операцию и сам вовлекся в ее подготовку. «Я с тобой до конца», – признался он 8 мая Эйзенхауэру, главкому войск, задействованных в «Оверлорде»{364}.