Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

В тот же день — 1 декабря 1934 года, когда Черчилль поделился своими соображениями с Ранкиманом, — ему пришло письмо из Букингемского дворца от казначея Его Величества Фредерика Эдварда Грея Понсонби (1867–1935). Ранее Черчилль попросил его уточнить позицию короля в отношении готовящегося фильма. Понсонби сообщил, что Георг V не планировал предоставить монополию ни одной кинокомпании, как, впрочем, не собирался выделять и давать преимущества какой-либо частной студии или группе студий в этом начинании. Но мнение короля могло не разделять правительство, которое вправе было выступить в поддержку создания «комбинированного фильма»[1396].

Черчилль ответил Понсонби в тот же день. Его зацепила фраза — «комбинированный фильм». Что под этим понимается? Участие всех компаний или избранного меньшинства? Учитывая, что London Film Productions заявила о работе над фильмом два месяца назад и компания уже понесла существенные затраты, вмешательство правительства, как и поощрение того или иного исполнителя было нежелательным. Нежелательным было и вовлечение короля с его «патронажем» определенной стороны в коммерческом споре. В целом Черчилль оценивал ситуацию как негативную. «Фильм является произведением искусства, которое требует целостности в концепции и режиссуре, — объяснил он Понсонби. — Маловероятно, что успешный результат может быть достигнут сообществом с противоположными интересами и взглядами»[1397]

.

Черчилль был не единственным, у кого сложившаяся ситуация вызывала беспокойство. Корда тоже начал волноваться из-за усиливавшегося внимания к проекту со стороны конкурентов. Его беспокоило многократное увеличение рисков создания картины в декабре 1934 года по сравнению с ситуацией в конце сентября, когда Черчилль только начал работу над сценарием. Стараясь подавить панические настроения, Черчилль заверил Корду, что поводов для негативных прогнозов пока нет. По его оценкам, вероятность вмешательства «двора и правительства» «практически полностью исчезла», а весь шум, который наблюдается вокруг проекта, демонстрирует лишь его актуальность и важность. Не время сомневаться и бояться. «Все, что нам остается, это устремиться в сторону успеха», — убеждал политик.

Черчилля волновала не столько конкуренция со стороны других студий, сколько возможный срыв сроков реализации. Прошло уже больше месяца с момента знаковой встречи в Чартвелле с Лайошом Биро, который должен был прочитать предварительный план и дать свои замечания через неделю, максимум через десять дней, но Биро молчал. В течение следующего месяца Черчилль планировал решить срочные дела, после чего, освободившись, всецело заняться доработкой сценария во второй половине января[1398].

Активность в работе над сценарием возобновилась в конце декабря 1934 года. У Черчилля были некоторые предложения относительно ключевых эпизодов: Агадирского кризиса, гражданской войны в Ирландии, ну и, конечно, Первой мировой войны. Сын экс-премьера, режиссер и глава Британского института фильмографии Энтони Асквит (1902–1968) предложил дать перечень мест, где проходили сражения и битвы. Черчилль ухватился за эту идею, сочтя более эффектным приводить названия мест без комментариев со стороны рассказчика. Кроме того, он считал необходимым отметить деятельность женщин, боровшихся и после начала боевых действий за предоставление им избирательного права. Для демонстрации активности суфражисток он считал более предпочтительным использовать сцены на военных заводах, чем в госпиталях. «Снаряды впечатляют сильнее, чем подкладное судно», — прокомментировал политик[1399]

.

В последний день 1934 года Черчилль признался супруге, которая в этот момент путешествовала на яхте барона Мойна в голландской Ост-Индии, что большую часть своего времени тратит на чтение писем Мальборо, а также на диктовку эпизодов для сценария. Длительное отсутствие жены навевало меланхоличное настроение. «Мне тебя очень не хватает, и я чувствую себя незащищенным», — писал он ей из Чартвелла[1400]. Клементина времени зря не теряла. Наслаждаясь экзотическими видами Цейлона и Андаманских островов, в свободное время она читала биографию В. И. Ленина (1870–1924), написанную в 1932 году лидером Независимой лейбористской партии шотландским социалистом Джеймсом Макстоном (1885–1946). Сама книга ей не понравилось, но личность вождя мирового пролетариата, этого «одновременно сверх- и недочеловека», произвела на нее сильное впечатление. «Возможно, если бы он прожил дольше, было бы лучше, — делилась она своими соображениями. — Создается впечатление, что он был способен отказаться от своих методов, если видел их неэффективность»[1401]. В чем-то Черчилль был согласен с супругой, заметив в «Мировом кризисе»: «Ленин единственный, кто смог околдовать Россию, заведя в болото, и он единственный, кто мог ее вывести обратно по мощеной дороге. Он увидел. Он развернулся. Он скончался»[1402].