Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

В отличие от других книг Черчилля, на территории США «Великие современники» были изданы G. Р. Putnam’s Sons. Неудовлетворенный продажами предыдущих работ британского автора, Чарльз Скрайбнер отказался принимать участие в новом проекте. И прогадал! Сборник пользовался популярностью. Было сделано три допечатки первого издания. Но, правда, объем продаж в США по-прежнему уступал британскому: 6500 экземпляров против 10 871 экземпляра, проданных в Великобритании. Как Черчиллю ни грустно было это признать, он не был близок американской аудитории. Особенно в межвоенный период, когда читатели в Новом Свете благоволили к авторам протеста, развенчания и бунта. Они зачитывались Хемингуэем и Фитцджеральдом. А из британцев первые места книжного хит-парада занимали сочинения Джона Мейнарда Кейнса, Герберта Джорджа Уэллса, Джорджа Бернарда Шоу, Литтона Стрэйчи (1880–1932) и Лоуренса Аравийского

[1445].

Составляя сборник, Черчилль опирался на уже опубликованный материал, замечая витиевато, что им были «сделаны существенные добавления, но почти в каждом случае текст остался в том виде, в каком был написан изначально»[1446]

. Во введении, датированным знаковой для автора датой — 13 августа, Черчилль указывал, что предлагаемые очерки, хотя и объединены под одной обложкой, представляют собой «самостоятельные сочинения, с разных сторон показывающие ход событий». «Собранные вместе, они рассказывают не только об актерах, но и о том, что происходило на сцене». Он считал, что «изложенные в исторической ретроспективе» его очерки «могут стать своего рода вехами в летописи эпохи»[1447].

Указывая на «самостоятельность каждого сочинения», автор был прав, но чего он не сказал и о чем в принципе говорить и не должен был, так это о целостности произведения. Это очень редкое качество для сборников, добиться целостности может не каждый. Тому же Черчиллю в «Размышлениях и приключениях», несмотря на все правки, так и не удалось объединить разнонаправленные тексты в единую цельнометаллическую оболочку. Читая эту книгу, нельзя избавиться от ощущения разрозненности, вызванной как стилем представления материала, так и описываемыми проблемами. Что же касается «Великих современников», то здесь единство неоспоримо. Свою роль в этом сыграли и жанр биографии, и способ подачи, и мировоззрение автора. В этой связи интересно отметить следующее: несмотря на огромное значение, которое Черчилль придавал представленным в его книге персоналиям, он не мог не понимать, что после сокрушительных бурь и нечеловеческих потрясений последней четверти века «для подавляющего большинства читателей эти великие люди — лишь ничего не значащие имена». И все же — благодаря волшебной силе искусства — он надеялся найти для них место в современном сознании британцев, «дать возможность познакомиться с ними поближе»[1448].

Многие творческие личности, вне зависимости от их гениальности и таланта, нуждаются в поощрении и оправдании. Черчилль был не из их числа. Тем не менее в относительно небольшом введении (одна страница) он не только признает, что масштаб личностей, которые ему самому казались «великими», на самом деле не являются таковым для «большинства читателей», но и пытается объяснить, зачем он знакомит с ними свою аудиторию. Одной из причин этой странной апологии является тот факт, что на момент издания сборника автор приближался к своему шестьдесят третьему дню рождения. Прошло восемь лет, как он оставил последнюю министерскую должность — самую значимую в его карьере на тот момент. Что, если и его золотой век позади? Что, если и о нем в скором времени потомкам будет известно не больше, чем о когда-то влиятельных, но теперь подзабытых фигурах? Конечно, со своим прирожденным оптимизмом он старался гнать от себя эти грустные мысли. Но избавиться от них было гораздо труднее, чем воскресить ушедших героев.

Частично результаты этих размышлений нашли свое продолжение не только во введении, но и в самом тексте. Например, в очерке о Филипе Сноудене встречается фрагмент, в котором поднимается тема восприятия публичной фигуры широкими слоями населения, и побочно еще одна — насколько правильным и долговечным окажется формируемый в глазах общественности образ: «Интересно, как выглядят современные политические фигуры в глазах средних мужчин и женщин? Как далека такая картинка от истины? Не формируют ли миллионы мужчин и женщин свое мнение под влиянием газетных карикатур и комментариев? Или они обладают глубоким внутренним инстинктом, который позволяет им видеть реальные характеры и знать реальную цену своим общественным деятелям?»[1449]. Но если этого инстинкта нет, или он проиграет на фоне «газетных карикатур и комментариев», или в какой-то решающий момент подведет? Тогда придется надеяться на летописца, а если и его не окажется рядом, то на себя. Последнему императиву Черчилль оставался верен на протяжении всей жизни, выступая и Одиссеем и Гомером в одном лице. А пока он исполнял роль славного рассказчика о подвигах других.