Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Выбор Черчилля однозначно оставался в пользу монархии. «Ни один институт общества не приносит такие дивиденды, как монархия», — скажет он в одной из частных бесед в феврале 1952 года[1599]. Среди преимуществ этой формы правления он выделял: во-первых, неповторимую связь со своим народом — «даже самые выдающиеся из подданных не имеют такой связи с жизнью всего народа»[1600]. Во-вторых, будучи связанные с народом, а также «поднятые высоко над партиями и их разногласиями», короли и императоры «олицетворяют дух своей страны»[1601]

. В-третьих, они «объединяют и сплачивают народ», «защищают общие и неизменные интересы нации»[1602]. Причем указанное объединение достигается не только на ментальном, но и на географическом уровне. В одной из своих статей в мае 1937 года, посвященной коронации Георга VI (1895–1952), Черчилль назовет монархию «величайшим звеном между маленьким британским островом и просторными землями империи»[1603].

Вновь — три причины уже много. Но есть еще одна — четвертая. И для Черчилля, она, пожалуй, самая главная. Монархия выступает институтом постоянства в вечно меняющемся мире и одним из эффективных инструментов противодействия опасным изменениям, равно как и инструментом обеспечения желаемой стабильности. «Устоявшая перед потрясениями, не поддавшаяся разрушительным волнам, британская монархия прочно стоит на своем месте», — гордо заявляет Черчилль, считая это «выдающимся достижением»[1604]

. Он называет монархию «становым хребтом империи»[1605], а короля — «единственной прочной точкой опоры, вокруг которой вращается вся жизнь» в стране[1606]. Именно из-за этой важной функции он говорит о монархии, как об «одном из самых древних и почтенных институтов, который не только не устарел», но «до сих пор стойко держится в потоке событий, черпая в испытаниях новые силы»[1607]

. По мнению Черчилля, не в последнюю очередь именно благодаря монархии и вере в нее его собственная страна смогла успешно справиться с чудовищными испытаниями Первой мировой войны, когда «наследственному государю и институту монархии» пришлось выступить «основой, за которую цеплялись якоря английского могущества»[1608].

В мировоззрении Черчилля монархия и диктатура находятся на противоположных концах политического континуума. В то время как монархия ассоциируется с постоянством, диктатура является порождением кризиса, шторма и перемен. Диктатор не только «управляет бурей», но и сам является ее частью. «Он — ужасное дитя чрезвычайной ситуации, — указывает Черчилль. — Он вполне может обладать талантами и качествами, необходимыми для того, чтобы овладеть умами миллионов и изменять течение истории. Но вместе с окончанием кризиса должен уходить и он». По его мнению, «делать из диктатуры постоянную систему — неважно, наследственную или нет, — означает закладывать основы нового катаклизма»[1609].

На протяжении всей своей политической деятельности Черчилль оставался верным слугой и рьяным защитником монархии. Но приведенные выше формулировки появились именно в 1930-х годах, когда демонстрирующие злобный оскал политические, социальные и экономические перемены совпали с усилением консервативных тенденций у самого Черчилля. «Единственные настоящие ценности, которым он оставался верен, были традиции, накопленный опыт, полученное наследие, понимание того, кто за что борется, знание истории собственной страны, предпочтение обычаев перед логикой, гордость за блестящие достижения прадедов», — комментирует Манфред Вайдхорн[1610]

.

В архиве Черчилля сохранился черновик одного из радиовыступлений, датированный январем 1934 года. Этот текст пропитан консервативными тезисами. Причем некоторые из них противоречат призывам автора из его собственной отмеченной бунтарством молодости. Так, Черчилль, который в начале своей карьеры предлагал упразднить или, по крайне мере, ограничить в правах палату лордов — это «феодальное собрание титулованных особ»[1611], этот «комический анахронизм»[1612], «не государственный институт, а палату доджей»[1613], — теперь стал отстаивать усиление двухпалатного парламента. По его мнению, наличие двух палат делает парламентскую систему прочной и позволяет более эффективно противостоять диктатуре, «яростным восстаниям отдельных фракций», а также «кликам экстремистов в любом углу политического ринга».