Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965

2 декабря Черчилль, Иден, Моран и Колвилл поднялись на борт стратокрузера «Канопус», чтобы совершить семнадцатичасовой полет до Бермудских островов, с посадкой в Гандере, Ньюфаундленд. Большую часть полета – который ничем не напоминал полеты на грохочущих, неотапливаемых В-24 – Черчилль читал The Death to the French С.С. Форестера (исторический роман о войне с Наполеоном на Пиренейском полуострове), не самый удачный выбор книги для поездки на эту конференцию[2414]

.

Клементина не сопровождала Уинстона на Бермуды. На той неделе она была в Стокгольме, принимала от имени Черчилля Нобелевскую премию в области литературы, которую он получил за свои военные воспоминания. Денежное вознаграждение составило 12 500 фунтов, не облагаемых налогом, сумма, которую в письме жене Черчилль назвал «недурной». Но Клементина в любом случае вряд ли отправилась бы на Бермуды. «Ее сердце никогда не лежало ко второму сроку», – позже написала ее дочь Мэри. Она устала, часто пребывала в состоянии беспокойства, особенно в присутствии мужа, которому ясно дала понять, что его нахождение в должности премьер-министра для нее слишком тяжелая ноша. Она была хозяйкой Чартвелла и дома на Гайд-парк-Гейт, она распоряжалась на Даунинг-стрит, 10 и в Чекерсе, где постоянные приемы и нескончаемый поток посетителей создавали огромное напряжение. Для Клементины настоящее было безрадостным, а будущее обещало еще больше забот[2415]

.

Британия испытала свою первую атомную бомбу годом раньше. Первая атомная бомба поступила в распоряжение Королевских ВВС спустя несколько дней после выступления Черчилля в палате общин 3 ноября. Но, согласно стратегии Черчилля, заставить русских вступить в переговоры о разоружении должна была водородная, а не атомная бомба, которая, на взгляд Черчилля, уже устарела. Но вскоре после начала совещания на Бермудских островах он понял, что Эйзенхауэр думает иначе. Словно в доказательство неизбежности рисков на переговорах глав государств, Черчилль не колеблясь поддержал Эйзенхауэра – который, в свою очередь, получил поддержку своего Государственного секретаря Джона Фостера Даллеса, – когда президент заявил, что может «спокойно применить», и действительно был готов применить, атомные бомбы в Северной Корее, если китайцы нарушат перемирие. Эйзенхауэр добавил, что собирается сказать это на предстоящей речи в ООН, которую он дал прочесть Черчиллю. Иден был поражен, о чем и сообщил премьер-министру, когда они остались наедине. Черчилль понял озабоченность Идена: подобного рода заявления Эйзенхауэра не могли помочь усадить русских за стол переговоров. Черчилль отправил Колвилла в Club Mid-Ocean, где остановился Эйзенхауэр, с короткой запиской, в которой советовал президенту смягчить выражения, заменив «спокойно применить» на «оставить за собой право применить» ядерное оружие. Эйзенхауэр согласился и предложил создать международное агентство по контролю атомной энергии.

Кроме того, президент сказал Колвиллу, что, «в то время как Уинстон воспринимает [водородную бомбу] как нечто новое и ужасное», он был убежден, что она будет просто «очередным улучшением боевого оружия». Президент имел в виду, написал Колвилл в дневнике, что «фактически нет никакой разницы между «обычным оружием» и «ядерным оружием». Когда-то, в 1945 году, так думал Черчилль, но с тех пор он изменил мнение. После того как на одном из пленарных заседаний Черчилль подробно описал свое «двойственное» отношение к советскому правительству – в одной руке атомная бомба, а другая протянута для рукопожатия, – Эйзенхауэр ответил тирадой, подобную которой никто из сидевших за столом не слышал на международных конференциях. Говоря о советской «новой политике», Эйзенхауэр сравнил Россию с проституткой, которая вырядилась в новое платье, но «под ним осталась все той же проституткой». Французы, как и следовало ожидать, передали эти слова журналистам[2416].