Читаем Уклоны, загибы и задвиги в русском движении полностью

— перераспределение результатов производственной деятельности в виде товаров и услуг осуществляется по принципу: от каждого по способности — каждому по труду, и товарообмен осуществляется на эквивалентной основе;

— нет эксплуатации человека человеком;

— медицина, образование — равнодоступны и равнокачественны».

Если Вы где-нибудь видели такой социализм, скажите, где. И мы пойдем туда.

Если не видели, то честно признайте, что это утопия и спокойно пойдем дальше. Другим путем.

С уважением,

Севастьянов

СОЦИАЛИЗМ — ЭТО БРЕЖНЕВ

(Опубликовано в «Литературной газете» № 46 за 2006 под заголовком «Пять просчетов, которые погубили страну»)


Мое поколение знает, что такое социализм. Не книжно-теоретический и, тем более, не фантазийный, существующий ныне в изголодавшемся по утопиям воображении масс. А реальный, земной, простой и повседневный, как хлеб. Единственный и неповторимый. Мы, «люди брежневского закала», выросли при нем, он был воздухом нашей юности. Мы смеялись над ним, критиковали его, он был глуповат, неповоротлив, мифологичен (то есть склонен обманывать и самообманываться), эстетически весьма туп и неплодотворен, но добродушен и гуманен. В нем была сила — и это была сила привычного, устойчивого быта, приемлемого в целом для подавляющего большинства населения, оправданного в его глазах. Сила огромного, незлого и симпатичного жвачного животного, которое растет себе и крепнет, жуя свою жвачку, а если и топчет кого, то ненароком, а так — походя, если под ноги попадется.

Мы росли, твердо зная, что наши талантыне гарантируют успеха: для успеха нужна была партийность[55]. А ее не каждый мог себе позволить с нравственных и умственных позиций. Я, например, не мог. Но на успех можно было и наплевать, ведь точно так же твердо мы знали, что как бы то ни было, а без куска хлеба, без работы какой-никакой, без крыши над головой мы не останемся, и дети наши, если что, по миру не пойдут. Поэтому мы, люди умные, просвещенные, эстетически утонченные, плевали на «социализм» и «партийность» с высокой колокольни. Мы все читали, все знали, обо всем могли говорить (хотя бы между собой) и весь свой основной досуг посвящали познанию и творчеству. А деньги делали кто как мог, найдя разнообразные дыры в системе, которая только простакам казалась цельной и железобетонной, — и многие жили очень неплохо.

Это была хорошая жизнь, советская, в ней было много свободного времени, много доброты и юмора, много творческой алхимии. Людей такого качества и в таком количестве, как в 1970-е — 1980-е мы теперь увидим не скоро. Эпоха, названная злыми языками «застоем», на деле была эпохой расцвета.

А между тем, в ней зрели семена гибели. И связано это было с грубыми теоретическими просчетами, с косностью ума партийной верхушки, в первую очередь — самого Брежнева. Просчеты обернулись самоубийственной политикой. Таких просчетов я вижу пять.

Первый просчет. На школьной скамье мы заучивали «основное противоречие капитализма: между общественным характером производства и частно-собственнической формой присвоения». Спрашивали с нас эту формулу и в вузе.

Но никто и никогда ни в школе, ни в вузе, ни в публичных дискуссиях не ставил вопроса об «основном противоречии социализма». А оно ведь тоже было: между общественным характером труда и отсутствием личной заинтересованности. Партийная верхушка что-то почувствовала, когда в результате отказа от драконовских дисциплинарных мер сталинского времени, закрепостивших все основные сословия в СССР (крестьян, рабочих и интеллигенцию), посыпалась производственная дисциплина на заводах и фабриках, в совхозах и колхозах. Ведь вся блистательная сталинская экономика носила мобилизационный характер и обеспечивалась строжайшей дисциплиной, страхом жестокой и неминуемой кары.

Косыгинские реформы попытались заменить кнут пряником, используя материальную заинтересованность. Но это — категорически несовместимо с социализмом. И социалистическая идея начала загнивать в душах миллионов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Бесолюди. Современные хозяева мира против России
Бесолюди. Современные хозяева мира против России

«Мы не должны упустить свой шанс. Потому что если мы проиграем, то планетарные монстры не остановятся на полпути — они пожрут всех. Договориться с вампирами нельзя. Поэтому у нас есть только одна безальтернативная возможность — быть сильными. Иначе никак».Автор книги долгое время жил, учился и работал во Франции. Получив степень доктора социальных наук Ватикана, он смог близко познакомиться с особенностями политической системы западного мира. Создать из человека нахлебника и потребителя вместо творца и созидателя — вот что стремятся сегодня сделать силы зла, которым противостоит духовно сильная Россия.Какую опасность таит один из самых закрытых орденов Ватикана «Opus Dei»? Кому выгодно оболванивание наших детей? Кто угрожает миру биологическим терроризмом? Будет ли применено климатическое оружие?Ответы на эти вопросы дают понять, какие цели преследует Запад и как очистить свой ум от насаждаемой лжи.

Александр Германович Артамонов

Публицистика