Улыбка Шакти

Когда мы впервые здесь оказались, целыми днями пропадали в джунглях. Однажды на выходные приехало человек сорок молодых разухабистых хлопцев и заселились в соседний двухкомнатный коттедж. То есть, наверно, тихих и скромных по будням, а на выходные выезжавших на пикник распоясаться во все милые тяжкие дружной мужской компанией. Они уже хорошо поднабрались, горланили песни и гоготали, вульгарно поглядывая на Таю, высылая к нам смельчаков – познакомиться, пригласить к столу. Было среди них несколько относительно трезвых, собравшихся на сафари, предложили и нам. Тая отказалась, а я, хоть и против воли и не пойми почему, поехал. При въезде в заповедник меня вдруг накрыло. Все сорок, или сколько их там, вломились к ней и брали ее – грубо, страшно, с гоготом и хихиканьем, по очереди и гурьбой. Табун истомившихся жеребцов, переполненных спермой, которую некуда деть до женитьбы. Я не мог повернуть взгляд в ее сторону. Но и не видеть не мог. Не видеть – ни рваной одежды, ни распяленных ног, которые удерживали двое по сторонам, ни ее слез, ни крика, и главное – вдруг – вопреки всему – жалобно постанывающего полевого смеха. Не понимаю, как такое могло войти в меня, не мазохизм – хуже, гаже. Но и глаз отвести не мог. Что ж за сила втаскивала меня в эту пытку? Приближая к глазам так, что не вывернуться: на, смотри! И – не выговорить, но где-то со дна этой жути всплывала и оглушенная щемь возбужденья. Кинулся к водителю, вернулись с полдороги, бежал через всю деревню, распахиваю дверь: она стоит в нашей кухоньке, готовя ужин, тихо так, и никаких сорока разбойников. Обернулась ко мне: что, соскучился?

Вот что это? Даже сейчас, вспоминая, всего выкручивает, как мокрую тряпку. Ревность? Которую, кажется, никогда до нее испытывал. К телу? Но чувство было, что не ее брали, а и меня вместе с ней, нераздельно, и все кончено.

Ладно, выдохни. О чем я говорил, о лесе? В фейсбуке есть индийское сообщество любителей дикой природы, фотографы, двести тысяч участников, помешанных на заповедниках. Однажды я предложил там совместные вылазки в джунгли, реальный опыт. И – гробовая тишина, ни одного желающего.

Праба спрашивает меня: ем ли я верблюдов в Германии? Да, обычно по верблюду в день. Но курю их, не ем.

Вчера перед сном записал вдруг:

Ты у меня одна, бродячая, говорю я душе,

как собака, которую подкармливаю собой.Смотрит в глаза: отведи, мол, меня домой.Ну вот, думаю, опять начинается.

Совершенно непонятно, куда теперь жить,когда мир с людьми отошел, как воды.Ни роженицы, ни младенца. Просто годы

на песке подсыхают, как водоросли.

Что-то там Платон говорил об этом «вдруг», с удивлением его разглядывая. Не вдруг, конечно. Как-то весь день поднывало там… под ложечкой жизни. Пока приплясывал от ее радостей.

А сегодня утром с местным хлопцем поехал на мотоцикле за край людской – домик присматривал для отшельничества. Умеренного. Нет, пока не готов – ни я, ни домик.

Считал перед сном – не слонов, а сколько раз ходил с Таей и без нее в джунгли. Только те походы считал, когда надолго и с риском не вернуться. Где лес полон тигров, медведей, слонов, змей… Около ста таких походов получается. Как же мы уцелели? Ни царапины. Там, куда никто не суется, да и запрещено. Каждый год тысячи погибших и бог весть сколько искалеченных. Тая, при всей ее смелости, порой срывалась в панику, правда, собранную, сжатую внутри в пружину. Как-то сказала: не так погибнуть страшно, как быть искалеченной. Думаю ли об этом? Нет. В лесу – нет.