Наверное, каждому человеку в современном мире знакомо одиночество. Но чувство усиливается в миллион раз, если человек принимает наркоту, особенно психостимуляторы. Это сравнимо с торнадо, опустошающим душу. Кажется, что ты не человек вовсе, а черная дыра. Ты пробел в тексте, который никто не видит. Все проходят мимо, не замечая тебя, а если замечают, то отмахиваются, как от назойливого комара или мухи.
Такое страшное чувство одиночества посетило меня утром, как только открыла глаза. Я увидела над собой белый потолок, и возникло единственное желание: чтобы меня сейчас же кто-нибудь убил. Но закрыла глаза и вновь забылась каким-то полусном-полукошмаром.
Интересно, что когда днем, с огромным трудом оторвав себя от постели, я включила песню группы «Агата Кристи», то услышала продолжение своих мыслей:
Убей меня, убей себя…Ты не изменишь ничего!У этой скуки нет конца,Ты не изменишь ничего!
Странно, а где же те заботливые друзья, которые угощали от щедрот душевных косячком с травкой на утро после клуба? Где же любимый Каренчик, который клялся в вечной любви? Никого, кроме копошащейся за стенкой квартирантки, которой наплевать на твое состояние. Но приходит осознание того, что ты хотя бы не одна в этой грязной квартире, и жизнь вроде как продолжается… Если можно назвать жизнью жалкое бесцельное прозябание.
Всякие умные люди начнут упрекать, обвинять, осуждать и обсуждать. Но тебе сейчас не до чужого мнения: ты хочешь как можно скорее выгрестись из этой помойной ямы, а вариантов никаких не видишь. И тут же находятся «спасИ
тели» и «спасАтели», которые с удовольствием приходят к тебе домой и начинают тебя пичкать травкой высшего сорта и нанюхивать «первым», то есть кокосом. А группа «Агата Кристи» между тем продолжает мою любимую песню:
…Давай вечером с тобой встретимся,Будем опиум курить-рить-рить!Давай вечером с тобой встретимся,По-китайски будем гово-рить!..
Нарисовался любимый Каренчик, который пришел не один, а с Санчо и его девушкой Инной, но я уже успела выпить пару рюмок коньяку для поднятия никакущего настроения. Дунув один косяк на троих, без девушки, Санчо заговорил о наркотической проблеме в институте, где он учился:
— Представьте! Весь институт сидит на амфетамине! Все обдолбанные даже на лекции приходят.
Я же рассказала забавный, на мой взгляд, анекдот про некую виртуальную Инну, но Санчо не оценил, приняв грязный анекдотный намек на свой счет, и они с подругой поспешили меня покинуть. Карен, заступаясь за своего закадычного дружка, обозвал меня сукой и отправился за ними.
А что он хотел?! Мозги-то мои не варят! Мозг информацию не фильтрует, что можно говорить, чтобы не обидеть, а что — нет. Он хотел, чтобы я принимала наркоту, но оставалась при этом добренькой и умненькой?
В итоге я осталась опять одна, только накуренная и злая.
Первое, что мне пришло на ум — выйти из дома и отправиться, куда глаза глядят, только не сидеть одной в четырех стенах. Я и не помню, как оказалась у фотографа Генки в квартире. Да-да! У того самого Генки, из-за которого мне Шива башку раскроил… Как меня туда занесло? Не ближний свет, между прочим, на другом конце города. Каким ветром задуло?
Генка был как всегда один, но через десять минут после моего прихода появился какой-то парень в потертых джинсах и черной бейсболке, натянутой на глаза. Есть что скрывать? Вроде бы обычный парень, но мутный какой-то… Хотя у Генки всегда все свои, так что замутненность гостя не насторожила. Да и до того ли мне было, если я пребывала в легком неадеквате?
Как только разговор зашел о наркоте, парень спросил:
— А можно ли чего-нибудь достать?
— Ну, конечно же, можно! Всего две секунды, — пообещала я, типа крутая, и начала названивать сначала Карену, который меня послал на три веселых буквы, а потом Пашке Лучанову, который дал мне телефон Тит а.
Я ему перезвонила и сказала, что мне нужно пять «колес». Тит согласился помочь.
— Возле магазина «Патерсон» через двадцать минут, — сказал он.
Мы с неизвестным парнем в бейсболке вызвали такси и поехали за «колесами». По дороге он остановил машину, чтобы, вроде, сходить в туалет, а на самом деле — с кем-то поговорил по мобильнику. Я видела.
Когда мы подъехали, Тит был не один, а с Григом за рулем на чужой «Ладе-десятке». Я вышла из такси, а Тит уже стоял у магазина. Он был, как и всегда, неотразим: длинные ухоженные волосы при высоченном росте и безупречный загар. Интересно, он в солярии себя поджаривает или выезжает на заморские курорты? Дорогой джинсовый костюм и широкие накаченные плечи делали его весьма привлекательным, даже когда он не был за рулем своей спортивной тачки. При других обстоятельствах — залюбуешься! По сравнению с ним я была, конечно, не айс, то есть в плане фирменных шмоток, но прическа и все остальное — при мне.
Я подошла к нему ближе и протянула деньги, взамен он вложил в мою ладонь таблетки, завернутые в фольгу. Я улыбнулась…
И это был последний момент, когда все было хорошо.
Откуда ни возьмись, налетели менты, выросшие как из-под земли, и мигом уложили Тита прямо в фирменных шмотках на грязный асфальт. Затем они вытащили Грига из десятки и тоже уложили рядом с Титом. Меня сначала не тронули, но повод обосраться уже был. Я чуть не умерла со страху. Спасло только то, что я была пьяная и обкуренная, поэтому реакция несколько замедлилась.
Опомнилась я только в отделении милиции, куда меня привезли на отдельной машине, а то бы Григ с Титом растерзали меня на кусочки. Менты, конечно, молодцы: ловят мелких покупателей и торговцев, а наркодиллеры, подобные Шиве, спокойно разгуливают на свободе.
Хотя, откуда у Тита, спрашивается, столько бабла, крутая спортивная тачка, шмотки? Может он и есть наркодиллер? В любом случае, Тита они взяли с пятью «колесами».
Если вы постоянно жрете и нюхаете наркоту, то рано или поздно с вами такое случится — менты, облавы… Вы даже не успеете понять, что с вами произошло, как окажитесь за решеткой.
Но вернемся к настоящему. В отделении со мной случилась такая бурная истерика, что пять здоровенных ментов никак не могли запихнуть меня в обезьянник. Хорошо хоть — не били, а то я руками и ногами махалась так, что досталось всем. Ну, я же была пьяная, а пьяных людей лучше не злить.
Оказавшись одна в убогой клетке с деревянной замызганой лавкой в углу, я почувствовала себя грязным животным из зоопарка, выставленным на всеобщее обозрение. Такого жуткого позора я никогда не испытывала! НИ-КОГ-ДА!!! У меня было ощущение, что я действительно какая-то безмозглая обезьяна, которую можно запросто взять и кинуть за решетку.
Было страшно почему-то не столько за себя, сколько за Тита и Грига, ведь это я им звонила, а теперь никак не могла повлиять на ход дальнейших событий. Мы все попали под раздачу, под оперативную разработку. Таких специфических терминов я понахваталась от материной подруги. Конечно, мне нужно было раньше думать и давать деру, когда нас брали у магазина «Патерсон». Меня вначале никто не трогал, а я стояла, как истукан, не в силах пошевелить конечностями от шока. Но не думалось о побеге вовсе, ведь я была пьяная и обкуренная. Тормозная — одним словом.
От безысходности положения я легла в полный рост на лавку и попыталась дышать ровно. Не все ли равно, кто до меня на этой лавке находился: грязный алкаш или вшивый бомж. Хотелось, чтобы в голову пришли хоть какие-то здравые мысли, но там зияла девственная пустота!
Через некоторое время меня вызвал оперативник к себе в кабинет, и началась беседа без протокола. Почему без протокола? Видимо, потому, что это был оперативник, а не следак. А может он хотел меня к себе расположить, чтобы я сдала остальных? Ну, уж нет! Мне и этих двоих хватило.
Когда он вышел по делам — а может и специально вышел, чтобы я кому-то позвонила? — я воспользовалась моментом и набрала по городскому телефону, стоящему на столе, свой домашний номер, чтобы поговорить с квартиранткой Сабиной. Как-то разоткровенничавшись на кухне за рюмкой чая, она рассказала, что бывала в таких ситуациях, когда в барделе, где она работала, случались облавы, и их забирали в ментовку. Значит, только она знала, что мне делать.
А кому еще я могла позвонить? Матери, с которой я сейчас почти не общаюсь? Она из Москвы не приедет так быстро. Бабушку Олю пугать и впутывать в эту историю не хотелось, а то еще угодит в больницу с сердечным приступом. Позвонить Карену, который бросил меня днем в одиночестве? Из-за него все и случилось, гоблин чертов! Но с Кареном шутки плохи — прибить может за своих дружков-нариков. Пашке Лучанову, который мне по доброте душевной дал номер телефона Тита? Он скорее всего — пошлет.
Между тем Сабина меня поучала по телефону серьезным голосом:
— Делай все, чтобы тебя оттуда выпустили. Подписывай все, что скажут, лишь бы ты вышла сегодня же! Иначе тебя закроют надолго до судебного разбирательства. Потом можно все отрицать. Сказать, что подписала под давлением. А сейчас — спасай себя!
Особого выбора у меня не было. Своя шкура дороже. Пашка и Тит откупятся, Григ нажмет на свои обширные деловые связи и тоже отмажется. А я за них срок мотать буду? Как Игнат?
Оперативник, когда пришел из курилки, выложил передо мной фотки, которые я так и не удосужилась забрать у Генки-фотографа, хотя тысячу раз имела такую возможность: мои фото в обнаженном виде. Видимо, тот мутный паренек у Генки их забрал. Поди — тоже оперативник. Как бы меня еще и в проститутки не записали по ходу!
Так что, припертая к стенке еще и фотками, мне отступать было некуда. А тут и протокольчик подсунули. Откуда он взялся? Вроде бы без него беседу начинали. Одно дело — языком трепать и по-легкому отбрехаться, и совсем другое — подписывать бумажки. Что написано пером — не вырубишь топором. Зная точно, что Титу светит конкретный срок за распространение наркотиков, я подписала протокол, как главный свидетель. На раздумья у меня времени не оставалось.
К тому же я до сих пор не протрезвела, если это может послужить хоть каким-то оправданием перед собой. На остальных мне было сейчас наплевать, ведь земля горела под ногами. Но так по-крупному я никого не предавала!
А когда вышла в коридор из кабинета, то нос к носу столкнулась… С кем бы вы думали? С челом, которого только что сдала с потрохами. У окна стоял Тит в грязной куртке и джинсах — ведь его при задержании в грязь положили, — с наручником на одной руке, пристегнутым к сопровождающему в милицейской форме, и дожидался допроса. Взгляд его ярко-голубых глаз пронзал ненавистью насквозь и сжигал живьем. Я чуть не сгорела от стыда! Мало того, что я их засветила, мне пришла в голову другая мысль: они ведь могли подумать, что я это сделала специально, сговорившись с ментами!
Оперативник, как главную и очень важную свидетельницу, подвез меня домой на своей машине и сказал, мило улыбаясь, что завтра обязательно позвонит. Если меня кто из наших увидел в компании оперативника — все! Мне кранты!!! С дрожащими от ужаса коленками я доплелась до лифта, а когда зашла в квартиру, то сразу позвонила Генке-фотографу, на которого вылила весь словарный запас мата, который знала. Он пропищал, что ничего не знал про «засланного казачка», но мне в это верилось с трудом.
Спала я ужасно! Всю ночь мне снились страшные менты, заковывающие меня в тяжеленные кандалы. Несколько раз я вставала, чтобы закинуться водкой и забыться. Кое-как заснула под утро.
А на следующий день меня разбудил требовательный звонок домашнего телефона, который прокатывался эхом по пустой квартире. Сабина уехала на работу, поэтому некого было попросить взять трубку и сказать: «Алисы нет дома». Я боялась, что это вчерашний оперативник, и долго не подходила к телефонному аппарату, но это оказался не он. Приятной неожиданностью стал голос моего старого знакомого Бориса Шивакина — Шивы, который всегда появлялся вовремя со своим кокаином. Давненько он не давал о себе знать.
Когда я подняла трубку дрожащей от страха рукой, то услышала:
— Привет. Это Борис.
— Вот как раз ты-то мне и нужен, — сказала я, переведя дух.
— А что случилось? — будто не в курсе последних событий, но Генка только к нему мог побежать, чтобы рассказать, как вчера нас всех повязали.
Наверняка Шиве необходимо было узнать, что я сказала ментам, и не выдала ли его самого с потрохами. Но я действительно обрадовалась его звонку.
— Да, так, ничего особенного. Просто я ночь провела в мусарне, — с деланным безразличием, но дрожащим голосом ответила я.
— А-а! Ну, давай, приезжай ко мне. Я тебя жду.
Я взяла тачку не рядом со своим домом, как обычно, а на площади у железнодорожного вокзала — вдруг меня пасут вчерашние опера? — и приехала по указанному адресу, где не бывала ни разу. Мне сначала показалось, что дом, соответствующий продиктованному Шивой адресу — не жилой. Постояла на улице в раздумье, но потом решила все-таки зайти, ведь входная дверь была приоткрыта.
Я даже усмехнулась, пока блуждала в поисках Бориса, открывая одну скрипучую створку за другой: угораздило же его забраться в такое непрезентабельное помещение. Шиву я обнаружила сидящим в замусоленном кабинете, как в дешевом детективе о резиденте — явочная квартира, блин!
Но перед тем, как начать непростой разговор, он как всегда решил меня угостить самым чистым колумбийским кокаином по старой памяти. А может, хотел мне язык развязать, чтобы я соврать ему не смогла? Мы зашли в ангар на задворках дома, на двери которого красовался большой амбарный замок необычного вида. Он открывался ключом, извлеченным из бездонных карманов Борисовых спортивных штанов — неизменном атрибуте его одежды. Никогда не видела, чтобы Шива носил брюки или джинсы — только спортивные треники, как заведено у братков.
Внутри амбара стоял старый облезлый холодильник, из тех допотопных бронтозавров, что обычно подпирают стенки пищеблоков в общественных столовках. Шива полез рукой в морозильную камеру, где вместо толстого слоя льда был налеплен сырой кокаин. Тоже мне — конспиратор хренов!
Борис взял небольшой сырой комочек и стал втирать себе в десны, потому что нюхать это невозможно. То же самое сделала я. Не пойму, зачем мне показывать свое хранилище? Или Шива проникся ко мне особым доверием? Или очередная проверочка?
Затем я рассказала ему всю правду о том, какой у него замечательный одноклассник Гена-фотограф, делая акцент на вину этого подлого урода. Типа — я ни в чем не виновата, меня подставили. («Не виноватая я! Он сам пришел!» — как в фильме «Бриллиантовая рука».)
Шива с понимающим видом все выслушал и сказал стоящему возле двери другану Савелию, шутливо показывая на меня большим пальцем:
— Не, ну, бандюга в натуре! Бандюга сидит!
Я не совсем поняла, что он хотел этим сказать. Но потом зазвонил мой сотовый телефон, отчего я впала в ступор от страха. Номер, естественно, не определился. Либо менты, либо бандиты, либо Тит… Шива лихо выхватил у меня телефон из рук и поспешил ответить:
— Да?
Видимо, на другом конце спрашивали меня.
— А Алисы нету. Она в коме, в 33-й больнице лежит, — с наглым видом говорил Шива.
— ??? — на другом конце.
— Да-да, вчера в аварию попала! — продолжал бессовестно врать мой друг.
А когда дал отбой, заговорил со мной:
— Менты тебя разыскивали. Сегодня же выкинь засветившуюся симку.
И в этот момент я вспомнила легендарную песню Маргулиса, которую любил петь мой отец под гитару:
Но зато мой друг лучше всех играет блюз!Круче всех вокруг он один играет блюз…
Это о Шиве, разумеется! После звонка на мой номер сотового телефона больше никто из ментов не звонил, хотя я симку сразу выкидывать не спешила.
Нахреначившись кокосом, мы продолжали мило беседовать, но уже на другие животрепещущие темы. Помню, вскользь я у Бориса спросила насчет ВИЧа — вируса иммунодефицита человека, потому что меня стал с некоторых пор волновать этот вопрос. Уж больно лихо мы себя вели в компании Инки Бахметьевой и фабричных девок, а потом и с Игнатом, ширяясь одним шприцом на всех. На что Борис с улыбкой ответил:
— ВИЧа нет! Это придумали врачи для сбора денег! Иммунитет есть у всех, а ВИЧа — нет!
Вот из-за таких людей и заражаются другие. Дурак ты, Боречка! Ни хрена ты не знаешь! Но тогда я ему поверила. ПОТОМУ ЧТО ОЧЕНЬ ХОТЕЛА ВЕРИТЬ!
Когда разговаривать было уже не о чем, мой сегодняшний друган предложил прокатиться в сауну, чтобы снять напряжение последних суток. Я серьезно ответила:
— Поехали, а то после обезьянника чувствую себя такой грязной, будто год не мылась. Но поеду при одном условии: до меня никто не дотронется!
Шива согласился. Мы сели на заднее сидение в красивый американский автомобиль с белым кожаным салоном и с водителем за рулем. Но чувство вины за мое предательство в ментовке не уменьшалось. Если вы побывали в мусарне впервые — лучше к кокаину не прикасаться: он усугубляет чувства. Негативные тоже. А предательство становится ВСЕЛЕНСКИМ ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ.
По дороге в сауну мы заехали в больницу, чтобы взять с собой какую-то его знакомую медсестру: я же Борису в близости отказала.
Сауна оказалась уютной, мне понравилось. Я была в трусах и никто из присутствующих ко мне не прикасался, как и было обещано, хотя Савелий и Гарик бросали в мою сторону похотливые взгляды. А после Борис сам отвез меня домой, поцеловал по-отечески в висок и сказал:
— Дура! Ты же умрешь молодой!
Опять я слышу это пророчество от совершенно чужого человека. Не каркайте, граждане бандиты! И без вас тошно!
— Не бойся. Никто за тобой не приедет, — заверил он меня напоследок и уехал.
Я осталась наедине со своим вселенским предательством и не проходящим чувством вины. Набрала номер Тита и, рыдая в трубку, спросила:
— Что? Что я могу для тебя сделать?
— Ничего, — ответил он, и в моей трубке послышались короткие гудки отбоя.
Я набрала номер Карена и услышала:
— Не звони мне больше, сука! Увижу — зарэжу!
Лучше бы зарезал, чем оставаться одной. Лучше бы зарезал, чтобы не мучиться! Как быстро у нас в городе разносятся слухи. Интересно, кто ему сказал? Я пошла в магазин, купила бутылку водки — а что оставалось? — и выпила полбутылки в одно лицо. Немного порыдала над своей нелепой жизнью, упала на диван и заснула.
Когда я проснулась, то набрала Пашке Лучанову, чтобы хоть немного себя обелить перед всеми… Чтобы они хотя бы не думали, что я их сдала по собственной воле. На удивление — Пашка охотно поговорил со мной, выслушав содержательный рассказ и о задержании, и о моей последующей встрече с Борисом Шивакиным. Скорее из любопытства, чем из сострадания. Не помню, кто сказал: «Не мы такие — жизнь такая. Нет! Это жизнь такая, потому что вы — такие».
Получается, что они ангелы, а я — чертиха на самокате? Получается, что я никому такая вот сумасшедшая не нужна, хотя именно они сделали меня такой. Интересно, а что они ждали? Что, угощаясь наркотой, я стану умнее? Или у меня появится второй мозг взамен разложившегося?
Ну, конечно, все живут в семьях, где тарелка супа найдется всегда. Знаю, что недавно у Пашки появилась новая любовь по имени Люда, у Грига — преданная, как собака, жена и сын… Даже у гоблина Карена есть большая дружная армянская семья, а теперь еще добавился лучший друг Санчо с оплаченными телками на выбор. И все замечательно!
А что имею я? Перечень невелик: одиночество, подруга Элька, которая давно сошла с ума, как и я, квартирантка Сабина, которая тырит мои документы и бесится, что у меня есть собственная квартира; друзья-наркоманы, которые никогда не помогут, не посочувствуют, а только проклинают… При этом нет ни приличной работы, ни диплома об окончании хоть какого-то заведения, ни своего парня, готового защитить от всех уродов, ни ремонта в квартире, ни одного близкого родственника поблизости, кто бы мог меня поддержать и не отпускать вниз по наклонной плоскости.
Отлично! Окружающие люди, наверное, думают, что я осознаю свое ужасное положение и мой измученный и больной мозг примет правильное решение. Ха! Ха! Ха! Как бы не так! Вернее — совсем не так!
А матери вообще на меня наплевать, ведь у них с разлюбезным Игоречком еще один ребеночек появился. Дочка, между прочим! А меня для них не существует вовсе?! Была когда-то какая-то дочь Алиса, да вся вышла? Если мать еще приезжает к бабушке Оле в гости, и мы иногда видимся, то Игорь и разговаривать со мной не хочет.
Все мужики — уроды! Уроды! Ненавижу!!!
2003 год
(Из дневника Алисы)
