Унесенные за горизонт

На прощанье Мельников познакомил нас с местным акыном. Тот, исполнив что-то длинное и заунывное, сразу стал жаловаться Митину, что Джамбулу почести воздают, а про него забывают. Московский гость обещал похлопотать, акын успокоился и позвал жену. Та принесла огромный грязный бурдюк с кумысом. Мы от угощения отказывались, но акын так обиделся, что, преодолевая брезгливость, пришлось кумыс пить: мне он не понравился, а мужчины хвалили.

Было решено возвращаться в Москву через Свердловск, чему несказанно обрадовалась: на Урале уже воцарилась суровая зима, а я так и не успела съездить к детям в Кунгур, чтобы отвезти теплую одежду и валенки, которые сумела приобрести для них летом в Магнитогорске. Непрактичная Сонечка половину своего гардероба раздарила другим детям, и дело с одеждой было неотложным. Так что победа под Сталинградом помогла и моим детям ― я вернулась в Свердловск и успела перед отъездом в Москву их навестить.

Вернулась в Москву в конце ноября. На полу, подсунутое под мою дверь, лежало приглашение в отдел науки ЦК.

Комнату затянуло пылью. Сразу бросились в глаза разоренные книжные полки ― библиотека, которую с такой любовью собирал Арося, пропала. Пропали посуда, одежда, белье. Соседи, у которых хранился ключ от комнаты, кивали на моих родственников, якобы это их рук дело. Правды я так и не узнала.

Поехала в Бирюлево. Станцию ― крупный сортировочный узел ― часто бомбили, кое-где чернели останки сгоревших домов. Мама, как всегда, не унывала, быстро перемещалась по дому, покрикивала на внучек, Нину и Таню, часто крестилась и что-то тихо бормотала, наверное, слова молитв. Алексея забрали на трудовой фронт, он попал на лесоразработки в Сибирь. Брат Петя служил в зенитных войсках. Митя пропал без вести. Шурке вроде бы повезло ― он служил где- то в Москве личным шофером у какого-то генерала[69]. Только Сима, как железнодорожник, был освобожден от призыва.

В отделе науки ЦК меня встретил Суворов и с ходу предложил стать его помощником, заверив, что работа эта отнюдь не техническая.

Я вспомнила его за столом президиума в Свердловске, мрачного, не поднимавшего глаз, ― неужели он тогда меня запомнил? Или кто-то ему посоветовал? Но выяснять не решилась. Сказала, что дала слово организовать в Москве при Академии наук Совет пропаганды и потому вынуждена от предложения отказаться.

И напрасно.

В Академии Наук мне сказали, что ставки и карточки в лучшем случае будут только в январе. Больше месяца без хлеба?

Когда позвали в Главпрофобр в качестве исполняющей обязанности директора издательства, обрадовалась: без работы у меня будто почва из-под ног уходила.

Обеспечив себя зарплатой и карточками, бросилась в редакции военных газет ― в надежде найти знакомых, кто понял бы мотивы моего ходатайства за Мусатова. Такие люди нашлись в «Советском воине». Они написали командованию ТВО письмо с просьбой «разрешить писателю А.Мусатову написать очерк о буднях Ташкентской лейтенантской школы, чтобы передать ее опыт москвичам». Я, в свою очередь, послала Алексею срочное письмо, в котором умоляла не ударить в грязь лицом и выполнить заказ как можно быстрее, а главное ― никакого мрачного колорита, все о’кей!

Очерк в редакции «Советского воина» понравился, и еще до его публикации в Ташкент полетело письмо с просьбой «отпустить А.Мусатова в Москву для отправки военкором на фронт». Однако было поздно ― до командования ТВО дошло, наконец, кто такой Мусатов, и оно мобилизовало его для работы в своей военной газете.

В издательстве мне приходилось главным образом выколачивать бумагу и таскать ее на себе, а потом самой грузить в машины отпечатанные учебники. Доконало меня, однако, собрание аппарата, нудные речи бывших профсоюзников, да так, что я прямо сразу со служебного телефона позвонила Суворову:

― Нашли вы себе помощника?

― Нет, ― ответил он, ― а вы что, надумали?

― Да!

― Тогда приходите завтра с заполненными анкетами.

― В тот день, когда мы с вами познакомились, уже состоялось постановление секретариата о моем назначении.

Мы подошли к зданию ЦК.

― Когда мы увидимся? ― спросил Иван Васильевич.

― Это зависит от вас, ― ответила я, с трудом скрывая свою радость. ― Сегодня я очень занята, а завтра воскресенье. Давайте встретимся в столовой и пойдем на набережную гулять, тем более сейчас такие чудесные дни, а мы почти все время в помещении...

Он выслушал мою длинную тираду и помрачнел.