Унгерн: Демон монгольских степей

Китайскую кавалерию по Калганскому тракту белые пропустили беспрепятственно. За ними в степь был послан усиленный дозор из монгольских всадников: кабы чего не случилось. Такая мера предосторожности излишней никому не казалась: Восток возвёл коварство в ранг несомненного достоинства любого военачальника.

В совещании, которое проходило в унгерновской юрте, участвовали только самые доверенные лица: генерал Борис Резухин, которого прозвали «бледной копией барона», и союзные монгольские князья. Из офицеров — начальник штаба дивизии Ивановский, Джамбалон, командовавший бурятской конницей; полковники Лихачёв и Хоботов (он уже сменил погоны), войсковые старшины Архипов и Тапхаев, подполковник Вольфович, ещё несколько офицеров. Оказавшись в красном плену, барон на допросах дал каждому характеристику, которая начиналась со слова «храбрый»:

   — Резухин — человек лично храбрый. Полковник Хоботов — храбрец, дай Бог каждому. Джамбалон поразил своей храбростью не только меня одного...

План нового штурма Урги был прост. Часть сил в пешем строю должна была атаковать позиции противника Па окраине. Удар наносился по Маймачену. Здесь командовал сам Унгерн. Главные же силы Азиатской дивизии в конном строю под командованием генерала Резухина атаковали китайский гарнизон через южные ворота Маймачена. Барон сказал на военном совете:

   — У тебя будет почти вся дивизия. Ты должен сделать то, что мне не удалось сделать три месяца назад, — взять Ургу кавалерийским налётом...

Позже Унгерн говорил о Резухине, который стал главной действующей фигурой в победной атаке на столицу Халхи:

   — Резухин делал всё, что ему прикажут. Он человек послушный. Если передо мной азиаты трепещут, то его они просто боятся...

Перед штурмом Урги белый генерал пошёл па военную хитрость. В ночь перед приступом он приказал разложить на склонах священной для монголов горы Богдо-ул многочисленные костры. Из этого в столичном гарнизоне решили, что к неприятелю подошло сильное подкрепление. В своих воспоминаниях Паршин писал:

«Эти горящие на большой высоте гигантские костры ярко пламенеют на темном фоне неба

, а их красивые, зловещие отблески на снежном покрове священной горы настраивают панически китайских солдат, которые везде и всюду видят демонов и всякую нечисть».

Город затаился, ожидая каждый час начала штурма. Все пятьсот ургинских буддистских храмов безмолвствовали, поскольку китайские власти запретили любые богослужения. Были закрыты лавки и харчевни. Городские улицы поражали своей безлюдностью, хотя в ту ночь никто не спал.

Среди монгольского населения Урги ходили разговоры, «заползая» и в казармы солдат, и в китайские кварталы города:

   — Русский князь приносит жертвы духам — хозяевам горы Богдо-ул...

   — Солдаты Бога Войны и ламы молятся на горе о том, чтобы всякие беды пришли к оскорбителям Богдо-гэгена...

   — Бели князь нападёт на Ургу, то вся Халха будет молиться за его победу...

   — Всюду говорят, что бежавший из-под ареста хутухта благословляет на войну с китайцами русского генерала...

   — Духи горы Богдо-ул одержат победу, и Джебцзун-Дамба-хутухта снова вернётся к нам, в Ургу...

На рассвете 2 февраля 1920 года унгерновцы начали штурм Маймачена с его восточной стороны, это был отвлекающий удар. Две сотни башкир и несколько десятков казаков-забайкальцев в пешем строю двинулись в атаку. Каждый из них имел не более десяти патронов, и потому вся надежда была на то, чтобы схватиться с китайцами в рукопашной на шашках. Такого числа патронов могло хватить разве что на полчаса огневого воя, да и то с трудом.

Тем временем основные силы в конном строю ворвались в Маймачен с противоположной стороны. Но узкие улочки китайских торговых кварталов не давали развернуться коннице, тогда генерал Резухин приказал всадникам спешиться и пробиваться к центру Маймачена.

Продолжительных, многодневных уличных боев, как ожидалось, не случилось. Чен И, бросив свою сражавшуюся пехоту, с небольшим числом солдат в числе первых бежал из монгольской столицы в сторону китайского города Калгана (ныне Чжанцзякоу). Штурм Урги же разворачивался следующим образом.

Бой шёл в самом Маймачене, который отделяли от собственно Урги четыре версты. Поскольку начальник гарнизона бежал, то руководство обороной попытались взять на себя несколько старших офицеров, которые с большой группой солдат засели в штабе.

Хотя оборонявшихся китайцев здесь было гораздо больше, чем нападавших, они, словно забыв о возможности вырваться из Маймачена, не предприняли ни одной контратаки, думая отсидеться в домах. Надежда состояла в следующем: русские и монголы быстро расстреляют свои патроны, а тем временем из близкой Урги подойдёт солидная помощь, которая и решит исход боя.