Университетская роща

Крылов проводил его с тяжелым сердцем — как будто знал, что больше им не суждено увидеться… И сам засобирался из города.

Он ехал на Алтай. Это было его второе путешествие. Первым посещением Золотых гор Крылов остался недоволен. Несмотря на то, что Флоринский сдержал слово и после отъезда цесаревича Николая из Томска разрешил поездку на Алтай, времени было отпущено так мало, что Крылов лишь бегло ознакомился с районом предгорий, не входя в глубину высокий цепей. На сей раз он намеревался провести на Алтае все лето и часть сентября и в душе решил, что уж более никакие препятствия не помешают ему выполнить задуманное.

Единственная осложненность заключалась в том, что с ним ехали для ботанической практики пятеро второкурсников. Это была их с Коржинским идея совместного со студентами научного экскурсирования.

— Разумеется, нельзя изучать флору только по рисункам, — поддержал ботаников ректор Великий; разговор происходил в кабинете попечителя учебного округа. — Хорошо бы вообще вменить в традицию подобные летние вояжи.

— Ну, до традиции еще далеко, — остановил его Флоринский и задумчиво погладил позлащенную портфель, подарок сослуживцев к дню ангела. — Однако ж попробовать можно.

И он позволил ботаническую практику на… «демократических началах». Попросту говоря, на собственные средства, страх и риск.

Со страхом и риском для Крылова все было понятно: многажды приводилось ему путешествовать в незнакомых местах, нередко без сотоварища, без проводника. А вот со средствами вопрос выглядел сложнее.

Во-первых, Машеньку на курорт следовало бы отправить. Во-вторых, в доме оставались матушка Агриппина Димитриевна, Пономарев, Габитов, Немушка и Дормидонтовна. Им тоже средства к жизни необходимы. В-третьих, давно пора зимние вещи освежить, прикупить новое… И так далее. Неотложных либо желательных трат в этом скучном списке оказалось столько, что когда Крылов мысленно произнес «в-одиннадцатых», то совсем пригорюнился.

Неплохо, если бы хоть какие-то деньги оказались у студентов.

Да где им быть-то? Смотреть больно, как в макушинской дешевой столовой иной раз стоит молодой человек и колеблется, что взять: гречку без масла за одну копейку или котлету за шесть. И в конце концов склоняется к первому решению. Какие уж из студентов деньгодержатели, так, с пуговки на петельку перебиваются…

— Что случилось, мой друг? Ты невесел? Не рад лету? Перестал сушить свои любимые соленые сухари? — заметила Маша.

Как ни отнекивался, пришлось рассказать о терзавших сомнениях.

— И всего-то? — нараспев сказала Маша и, подойдя к мужу, сидевшему за своим рабочим столом в кабинете, нежно поцеловала в редеющую макушку. — Это еще не беда! Я давно хотела тебе сообщить, что никуда, ни в какие европы нынче не поеду. Мы уже решили: снимем с матушкой Агриппиной Димитриевной где-нибудь на лето дачку. В Городке или на Басандайке. Можно и с Архимандритской заимкой уговориться… Я узнавала, дом стоит двадцать-тридцать рублей в лето, а комната — восемь-десять. Снимем, конечно, дом. Иван Петрович с Немушкой за провизией будут ездить, а мы с матушкой — варенье варить…

— Лечиться тебе надобно, Маша, — с грустью покачал головой Крылов, растроганный сочувствием жены к его научным заботам.

— Отчего ж не полечиться? — согласилась с готовностью Маша. — Снимем дачку на Степановке. Там подороже — сто рублей в лето, да зато один татарин пригоняет кобылиц — вот тебе и кумыс!

— На все у тебя ответ найдется…

— А станешь перепоры устраивать, — и вовсе раззадорилась Маша, — с тобой в экскурсирование ударюсь! То-то будет славно! Алтай посмотрю, горным воздухом подышу… Нет, в самом деле, а?

Она шаловливо уселась к мужу на колени и принялась разделять его совсем уж высветленную годами бороду на три части, намереваясь заплести «косочку».

Крылов «косочек» не любил и мягко отвел Машины руки. Чтобы не обидеть жену, ласково погладил узкие, так и не ставшие «бабьими» плечи…

Это бы хорошо — вместе… Когда-то Крылов всерьез мечтал об этом. Он рассказывал Маше о замечательных женщинах-путешественницах — ими он восхищался искренне. О жене зоолога Алексея Павловича Федченко, которая сопровождала мужа по Тянь-Шаню. Она служила в экспедиции ботаником и художницей. Позже, когда муж трагически погиб на Монблане в Альпах, Ольга Александровна помогала сыну Борису, тоже ботанику и написала «Флору Памира».

В пятидесятые годы в России не сходило с уст имя госпожи Невельской, последовавшей за мужем адмиралом Невельским на Сахалин и на Амур.

Екатерина Николаевна Клеменец разделила с мужем не только участь революционера-землевольца, сосланного в Сибирь по делу «чайковцев», но и славу археолога и этнографа. Лет пять-семь назад она ездила в Монголию и составила большой гербарий.

По ее примеру нынешним летом, сообщают газеты, в Монголию и Китай вместе с мужем-монголистом отправляется госпожа Позднеева…

Примеров было не так изобильно, но они имелись. Особое уважение у Крылова вызывали два имени, две отважные женщины: Мавра Павловна Черская и Александра Викторовна Потанина.