Unknown

Обычно он ел со своей бригадой в самом конце рабочего дня, но иногда его вызывали на обед к генералу Сент-Клеру вместе другими офицерами ополчения - но эти полуформальные мероприятия происходили гораздо позднее.

– Ммм-хмм...

Джейми откинулся на тюфяк, наблюдая, как я налила воду в оловянный таз для умывания и вытащила крошечный кусочек щелочного мыла. Раздевшись до сорочки, я принялась тщательно мыться, хотя едкое мыло обжигало мою, и без того чувствительную кожу, а его испарения заставляли глаза слезиться.

Сполоснув руки, я выплеснула воду из окна – ненадолго задержавшись, чтобы прокричать: «Берегись!» прежде, чем сделать это – и начала все сначала.

– Зачем ты это делаешь? – с любопытством поинтересовался Джейми.

– Я почти уверена, что малыш миссис Уэлман болен заушницей. Или правильно говорить – заушницами? (Клэр имеет в виду название эпидемического паротита (в народе «свинка» или «заушница»), которое на английском языке пишется с «s» в конце – «the mumps», то есть, как и у формы множественного числа – прим. перев.) Я никогда не была уверена, множественное число у этого слова или нет. В любом случае, я хочу предотвратить любую возможность передачи его тебе.

– Это такая страшная вещь, свинка? Я думал, только малыши ей болеют.

– Ну да, обычно это детская болезнь, – проговорила я, поморщившись от прикосновения мыла. – Но когда взрослый заболевает ей – особенно взрослый мужчина – это более серьезная проблема. Вирус предпочитает обосноваться в яичках. И если ты не хочешь иметь яйца размером с дыни...

– Ты уверена, что у тебя достаточно мыла, Сассенах? Я мог бы пойти и найти побольше.

Он усмехнулся мне, потом снова сел и потянулся за мягкой полоской льна, которая служила нам полотенцем.

– Иди сюда, a nighean (девочка (гэльск.) – прим. пер.), дай, я вытру твои руки.

– Одну минуту.

Я выскользнула из своего корсета и, скинув сорочку, повесила ее на крючок возле двери, а затем натянула «домашнюю» рубашку через голову. Это было не столь же гигиенично, как санитарная или хирургическая форма, которую врачи надевают для операций, но форт просто кишел болезнями, и я делала все, что могла, чтобы не принести их к Джейми. Он и так достаточно сталкивался с ними снаружи.

Я плеснула последнюю порцию воды на руки и лицо и села на тюфяк рядом с Джейми, слегка охнув, когда мое колено болезненно щелкнуло.

– Боже, бедные твои ручки, – пробормотал он, бережно промокая их полотенцем, а потом обтер мое лицо. – И нос твой тоже слегка сгорел, бедняжка.

– А как же насчет твоих?

Помимо обычных для него мозолистых утолщений на коже, на его на руках по-прежнему было множество порезов, ссадин на костяшках, заноз и волдырей, но он коротко отмахнулся от этого и снова откинулся на постель, с роскошным стоном.

– Твое колено все еще болит, Сассенах? – спросил он, увидев, как я потираю сустав. Оно так и не восстановилось полностью после повреждения во время наших приключений на «Питте», и подъем по лестницам часто провоцировал боль.

– О, просто я начинаю рассыпаться потихоньку, – ответила я, пытаясь обернуть дело в шутку.

Осторожно согнув правую руку, я почувствовала приступ острой боли в локте.

– Что-то не сгибается так же легко, как раньше. А что-то – болит. Иногда мне кажется, что скоро я вся развалюсь.

Джейми прищурил один глаз и уставился на меня.

– Я чувствовал себя так где-то лет с двадцати, – заметил он. – Ты привыкнешь к этому. Он потянулся, заставляя позвоночник выдать серию приглушенных хрустов, и протянул руку. – Ложись в постель, a nighean. Ничего не болит, когда ты любишь меня.

В этом он был прав – ничего не болело.

Я ПРОВАЛИЛАСЬ В КОРОТКИЙ СОН И интуитивно проснулась пару часов спустя, чтобы пойти проверить несколько пациентов, которые нуждались в наблюдении. Одним из них был капитан Стеббингс, который, к моему удивлению, решительно отказывался либо умирать, либо лечиться у кого-либо, кроме меня. Это было не слишком хорошо воспринято лейтенантом Стактоу и другими хирургами, но поскольку требование капитана Стеббингса было поддержано устрашающим присутствием Гвинеи Дика – и его заостренными зубами, татуировками и всем таким прочим – я оставалась его личным хирургом.

Я обнаружила капитана в слегка лихорадочном состоянии, он отчетливо хрипел, но спал. При звуке моих шагов Гвинея Дик, выглядевший, словно чрезвычайно жуткое воплощение чьего-то кошмара, поднялся со своего тюфяка.

– Он поел? – тихо спросила я, положив еле ощутимо руку на запястье Стеббингса. Упитанное тело капитана заметно стаяло. Даже в полумраке я могла без труда различить ребра, которые мне когда-то пришлось поискать.

– Сам съесть немного суп, мэм, – прошептал африканец и махнул рукой в сторону миски на полу, покрытой платком, чтобы защитить содержимое от тараканов. – Как вы говорить. Я дать ему каждый раз, когда он просыпаться, чтобы писать.

– Хорошо.