Unknown

– Она сгорела. Кто-то поджег ее дом, и бедняжка изжарилась в нем живьем. Он был маленьким. Я с ним нянчилась, пока его не отправили к Абдулле. Он плакал о матери каждую ночь. И я плакала. Хорошая она была. Светлая, добрая, справедливая. Никому зла не причинила. Но самое страшное зло, исходящее от нее, – это красота и безумная любовь Кадира. Ты так на нее похожа. Такой же светлый цветок в этом прибежище мрака.

Положила мою руку мне на колено.

– Вот и все. Завтра намажешь утром и вечером. Повязки надо снимать, чтоб кожа дышала. Скоро пройдет.

– Спасибооо, – сказала я, чувствуя какой-то стыд за то, что вначале посчитала ее такой же дрянью, как и другие.

– Не знаю, что ты натворила… но рано или поздно он не выдержит и не сможет тебя наказывать. Простит. Я это вижу. Я его хорошо знаю. У него доброе сердце, просто оно заковано в такую броню, через которую не пробиться никому…. Никому, кроме тебя. И это время придет.

В эту ночь я спокойно уснула, впервые настолько быстро, что даже не успела сойти с ума от мыслей, которые лезли мне в голову, и от голоса Бахиджи, которая говорила мне то, что я так жаждала услышать. Успела только подумать о Бусе и Амине. Представить, как сейчас они спят в своих кроватках… без меня, и сомкнуть тяжелые веки.

Я проснулась от дикого крика. Такого громкого и страшного, что я в ужасе вскочила на постели и выбежала в коридор. Кричали где-то снизу. Даже не кричали – хрипло и надрывно орали. Женским голосом, но искаженным до неузнаваемости. Со всех сторон слышался топот ног.

– О, Аллах! Алллах!

– Какой ужас… что это? Что этооооо?

Я спустилась вниз по ступеням и отшатнулась к стене, когда увидела лежащую на полу Зарему. Она корчилась и извивалась, хрипела, сжимая горло обеими руками. Нижняя часть ее лица превратилась в черное месиво, облезло струпьями.

– Кислота, – послышался чей-то голос. – Кто-то развел в ее напитке кислоту, и она это выпила.

– Надо звать врача.

– Поздно. Она мертва.

– Кто это сделал? Кто сотворил этот ужас? Какая дикая жестокость!

– Это же она!

Все подняли головы и посмотрели на меня, а я так и стояла, прижавшись спиной к стене, сцепив на груди забинтованные руки.

___________________________________

*1 – высказывание Омара Хайяма (прим. автора)

Глава 18

Мы солдаты и сражаемся с открытым лицом. Отвечать подлостью и интригами на интриги и подлость – становиться тем, кого презираешь. Так вот… Они зае…утся делать нас похожими на себя! И нет ничего важнее в этой ситуации, чем не превратиться в подобие своего подлого врага

(с) Андрей Кочергин

– Это не бой, а бойня. Хочешь загубить свою псарню, Албаста?

Пожала плечами. Да, бойня. Она специально ее затеяла. Давно пора избавиться от старых бойцов, у которых слишком много привилегий. Надо заводить новых. Не таких наглых, не таких обозленных. Более перепуганных, сломанных. Они будут готовы ради нее на что угодно. Новички всегда лучше дерутся, они горячи, эмоциональны и жаждут выслужиться.

Через три дня ей привезут десятерых с разных уголков мира. Отборные, сильные твари, которых ждала смертная казнь или вечное заточение, будут зарабатывать для нее миллионы. Она лично выбирала их. Отслеживала по параметрам, цвету волос, глаз, размерам члена. Да, это тоже имело значение. Их ведь можно продавать подороже после боев. Чем толще и длиннее пенис пса, тем дороже он стоит и тем больше денег принесет своей хозяйке.

– Какая разница. Как это не назови, а драться придется все равно.

– Хочешь всех слить, Албаста? Нужно место для нового мяса?

Умный подонок, хитрый и опасный. Она всегда его опасалась. Несмотря на железные оковы, несмотря на намордник. Ей казалось, что он видит ее насквозь. И сейчас это не тот случай, когда ей хотелось, чтобы ее мысли прочли. Мясо не должно знать, что будет сожрано. Слишком это чревато. Чтоб не взбунтовалось.

– Зачем мне сливать своих лучших бойцов? Я слишком много в вас всех вложила.

– Кто с нами выйдет на арену? Ты завезла с десяток гиен. Я слышал их визг ночью. Это боевые твари? Или отловили на сафари?

Даже это он знает. Если какая-то мразь сливает информацию, Албаста лично снимет с нее кожу живьем.

– Будет интересно и кроваво, как и всегда. Ничего необычного. Успокойся. Сегодня ты вряд ли сдохнешь. Впрочем… кто знает. Иногда бой идет совершенно непредсказуемо. Иногда сами бойцы творят, что хотят. Так что мало ли, вдруг тебя захотят убить, и я ничего не смогу с этим сделать.

– В этом я даже не сомневаюсь. По сколько гиен на одного? Две, три? Пять?

Молчит, улыбается, постукивая наманикюренными ногтями по решетке. Милый, как же ты ее недооцениваешь. Как мелко берешь.