Уорхол

Очаровательные цветы, какие Уорхол представил на своей первой выставке у Кастелли в 1964 году, все-таки не избежали влияния этого «ледникового» периода.

«Все – красиво, – говорит он, как говорил раньше. – Все – сплошная скука. Все влияет на все».

Краски живые и даже флуоресцентные, рисунок цветов почти детский, с четко прочерченными контурами, совершенно не «растекшимися», по сравнению с «Катастрофами» и «Мэрилин», о чем в свое время сетовал Кастелли.

Эта выставка была для него очень важной, он давно мечтал об экспозиции у Кастелли, не только потому, что в его галерее выставлялся Джаспер Джонс, но, в первую очередь потому, что, по точному выражению Стеллы: «Именно там вершились дела». Для нее Уорхол выбрал серию «Цветы», обезоруживавшую своей простотой. Год спустя – 12 мая 1965 года, он показал ее в Париже, у Соннабенд: четыреста картин разных размеров, от самых маленьких (10×10 см) до самых больших (208×412 см, выполненных в диптихе), заполнили все стены галереи от пола до потолка. «Я решил, что цветы должны понравиться французам из-за Ренуара», – объяснил он и после этого заявил, что порывает с живописью.

По общему мнению, природа одарила Уорхола таким незаурядным талантом, что он просто не мог ограничить себя рамками какого-то одного вида искусства.

«Сначала я просто засушивал или зарисовывал цветы, которые мне нравились, – писал он. – И только много позже я наткнулся на изображения четырех цветков, которые вдруг быстро раскупились и по хорошей цене. Это были рисунки как раз тех цветов, которые хранились у меня засушенными».

За основу рисунка Уорхол взял цветок гибискуса. Вся серия, с подправленными, ярко прорисованными контурами разноцветных цветков на зеленом фоне, выполненными, в большинстве случаев, вручную, была опубликована Патрицией Колфилд[405] в журнале «Популярная фотография».

Цветы, абсолютно плоские, простенькие, словно нарисованные ребенком, кажутся вообще условным изображением цветка, а не каким-то определенным видом с точки зрения ботаники. Удалены все характерные особенности, стерты все нюансы. Краски очень живые, почти светящиеся, нанесены ровным слоем на лепестках в одинаковой манере, еще больше подчеркивающей плоскостность рисунка, а из-за нечеткого фона создается впечатление, что головки цветов расположены не на стеблях, а просто разбросаны по траве. Их расположение на холсте очень приятно для глаз, но у зрителя нет ощущения, что они как-то связаны друг с другом – они каждый сам по себе, между ними нет никакой связи. Каждый цветок существует в обособленном идеальном пространстве. Также следует отметить, что у этих картин квадратного формата нет ни верха, ни низа: их можно повесить на стену как заблагорассудится и менять их положение в зависимости от того, какое у вас сегодня настроение.

В отличие от «Коробок Brillo», которые покупались очень плохо, «Цветы» замечательно смотрелись в любой гостиной, над любым диваном и идеально подходили под определение «поп-арт». Они были все распроданы. Энди Уорхол знал, что нужно сделать, чтобы это понравилось Лео Кастелли.

Впрочем, художник отлично видел и понимал, что из всего им созданного только «Цветы» и «Портреты» (то есть темы, максимально приближенные к классическим сюжетам и наиболее часто встречающиеся в живописи) продавались хорошо и дорого.

В книге «ПОПизм» нет ни слова о той выставке. Зато художник в мельчайших подробностях описал вечеринку после открытия экспозиции. Эту вечеринку, по его выражению – «выгонятельную», с гамбургерами, хот-догами и жареной картошкой организовали чета Скаллов и их хорошая знакомая Маргеритт Ламкин.

Уорхол писал, что женщины наняли служащих детективного агентства, которые внизу, у входа, изучали приглашенных, прежде чем пропустить их в дверь. Чтобы попасть внутрь, вы обязательно должны были показать пригласительный билет. Уорхол этого не знал, он пригласил множество друзей и знакомых, но их выставили на улицу самым решительным образом. Разозлившись оттого, что Энди не предупредил охранников и сам не появился, чтобы их встретить, гости ужасно обиделись. К тому же Этель Скалл и Маргеритт Ламкин не смогли договориться, кто за что платит, и в результате вели учет каждому хот-догу, каждой бутылке, вытаскивали из мусорных корзин бумажные стаканы, чтобы пересчитать их, и в конце вечера разругались окончательно. «Это была грандиозная вечеринка», – резюмировал Уорхол.

В том же 1964 году Раушенберг, Лихтенштейн, Индиана, Чемберлен и Уорхол объединили усилия в попытке проникнуть в Павильон штата Нью-Йорк, выстроенный Филипом Джонсоном[406] для Всемирной выставки. Никогда прежде, впрочем, и никогда после этого Уорхол так настойчиво не стремился присоединиться к компании столь известных персон.