Обычно полагают, что «время большой славы Уорхола» приходится на период между 1962 и 1964 или 1965 годами, а затем известность понемногу убывала – до 1968 года, после чего он превратился в светского портретиста, каковым оставался до самой смерти, настигшей его через двадцать лет. Мы увидим, что такое утверждение требует большого количества нюансов. Начиная с 1963 года, после знаменитого портрета Этель Скалл, названного «Этель Скалл 36 раз» и составленного из разноцветных клеточек красного, синего, фиолетового, желтого цвета и их оттенков, распределив в них по всему холсту фотографии модели, с разными вариантами мимики лица, положений головы и наличием-отсутствием незначительных отличий, Уорхол охотно берется за портреты, а порой настойчиво добивается их заказов. Невозможно упорядочить по временным периодам внезапные увлечения Уорхола различными сферами человеческой деятельности, которые всегда были непредсказуемы, а их причины – герметически закрыты от постороннего глаза. Например, идея
Заметим, что незадолго до этого Ив Кляйн совершил поездку из Ниццы до Парижа в автомобиле-кабриолете, подняв кверху кусок белоснежной ткани, держа его против ветра так, чтобы поймать и зафиксировать на нем хоть немного субстанции, растворенной в воздухе Лазурного побережья, которая окружает высшее общество…
Уорхол к тому времени уже создал серию изображений Джоконды (под названием «Тридцать лучше, чем одна»), и это случилось до приезда, в феврале 1963 года, знаменитого шедевра в МоМА. В паре с Малангой он впервые вывернул наизнанку смысл коллекционирования, разместив репродукции вертикально и горизонтально, но не всегда ровно, иногда одно изображение «наезжало» на другое. От этого приема Уорхол очень скоро отказался, но не навсегда, в конце своей жизни он снова к нему вернулся и развил более широко.
Герард Маланга, не присваивая авторство этой идеи, однажды дал мне понять, что в создании этой работы он не был просто пешкой, послушным исполнителем. Вполне возможно.
Также возможно, что именно он обнаружил в каком-то иллюстрированном учебном пособии, среди рисунков коров, ту самую знаменитую корову, чье изображение Уорхол запечатлел на обоях, которыми он оклеил стены галереи Кастелли на своей выставке. Вполне вероятно, что стробоскопический эффект, дробивший движение на некоторых диптихах и триптихах с изображением Элвиса, тоже был подсмотрен им в фотоальбоме Сесила Битона.
Совершенно очевидно, что Маланга в довольно скором времени перешагнул рамки скромного помощника известного художника. Он был юношей умным, предприимчивым и амбициозным. Уорхол всегда характеризовал Малангу как романтика мечтателя, однако его романтизм был по американскому рецепту – он замешан на бешеной энергии и энтузиазме.
Для Уорхола тот период был одним из самых удачливых. Их встреча оказалась подарком судьбы. Каждый без передышки подталкивал другого, если «пробуждение» затягивалось, они знали, как расшевелить друг друга, как высечь ту искру, которая зовется озарением.
В то же время расхождения во мнениях между ними существовали всегда, Уорхол как-то услышал, что в телефонном разговоре с Чарльзом Генри Фордом Маланга говорил, что он боялся Энди, и добавил почти шепотом: «Откровенно говоря, мне кажется, что он вот-вот набросится на меня».
Но страх быстро рассеялся. Красавчик Герард даже закрепил свои позиции, постепенно превратившись из ассистента в подобие секретаря, в человека, который заправлял всеми делами, умел быть незаменимым и очень ревниво относился к любому желавшему приблизиться к Энди, видя в этом угрозу своему положению. Кроме того, по словам одного постоянного обитателя «Фабрики», процитированным Джин Стейн в книге об Эди Седжвик: «Как звезде порно ему не было цены, он с готовностью шел в любых направлениях».
Как перед камерой, так и по другую ее сторону, он сам стал темой фильма
В первую очередь, нужна особая атмосфера. Уорхол был очень чувствительным к этому.
Уорхол в моде