Уорхол

То лето в Коннектикуте выдалось очень жарким, по крайней мере, с этим согласились оба, а Уорхол еще и добавил: «С полчищами комаров повсюду». «Как-то раз я отчаянно напился, – продолжил свой рассказ Джон Джорно. – Едва моя голова коснулась подушки, как я заснул буквально мертвым сном. Еще не взошло солнце, когда я проснулся, потому что захотел в туалет. В утренних сумерках я увидел Энди, который лежал на кровати рядом со мной, подперев одной рукой голову, и внимательно смотрел на меня, спящего. “Энди, ты что делаешь?” – хрипло спросил я его. “Джи, ты так здорово спишь, я всю ночь смотрел, как ты спишь”. Через какое-то время я снова заснул, и каждый раз, приоткрывая один глаз, я убеждался, что он, по-прежнему неподвижный, в абсолютной тишине, продолжает смотреть на меня. Когда я, наконец, поднялся с кровати, Энди пересел в кресло к окну, за которым уже окончательно рассвело. “Я наблюдал за тобой”, – сказал он. Я сходил в туалет, снова лег и снова уснул. Через мгновение Энди в очередной раз улегся рядом и, положив голову на подушку, потому что его самого стало клонить ко сну, опять принялся смотреть на меня. Так время докатилось до половины двенадцатого дня. Стало очень жарко. Я страшно хотел пить. “Зачем ты меня разглядываешь?” – спросил я его. “Не твое дело”, – усмехнулся он. Когда я проснулся, было уже далеко за полдень. Энди в комнате не было. Целых восемь часов подряд он смотрел, как я сплю».

В поезде, возвращаясь с Марисоль в Нью-Йорк, Уор-хол поинтересовался у Джона Джорно:

– Я хочу снять фильм, не хотел бы ты сыграть в нем главную роль?

– Разумеется, хочу, – ответил Джон Джорно. – Что мне надо будет делать?

– Спать, – ответил Уорхол.

– Хорошо, согласен. Я буду сниматься, я хочу стать звездой. Как Мэрилин Монро! – воскликнул немного обескураженный Джорно.

– О, Джон! – засмеялся Уорхол.

Съемка началась в июле, и скорее всего именно с этого момента, а не тогда, как первоначально утверждал Джорно. Они вместе приступили к съемкам фильмов, чтобы завоевывать признание в среде кинематографистов. В тот день, где-то около одного или двух часов ночи, они зашли в квартиру Уорхола забрать камеру, штатив и осветительные лампы, после чего направились к Джону, на 74-ю Восточную улицу. Там Джорно, выпив последний за этот день стакан виски, стал раздеваться. Уорхол тем временем установил освещение, штатив, закрепил на нем камеру. «Уже через несколько минут я, растянувшись на кровати, спал, – рассказывал Джорно. – Когда я проснулся, Энди нигде не было, он ушел, оставив включенным свет. Весь пол был усыпан обрывками кинопленки и пустыми коробками из-под нее». Шестнадцатимиллиметровая камера Bolex

– это очень старая модель, пленку в ней нужно менять каждые три минуты, а каждые двадцать секунд прокручивать рукоятку, обеспечивая ее движение. Когда Уорхол стал просматривать отснятый фрагмент фильма, он заметил, что каждые двадцать секунд происходит разрыв в действии, кадры «перепрыгивают» с одного на другой. Две недели съемок пошли насмарку!

Тогда кто-то сообщил ему о существовании недавно изобретенного устройства, которое прикрепляется к камере и обеспечивает автоматическую прокрутку заряженной киноленты в течение трех минут. Джон и Энди начали все снова. «Энди снимал в одиночку, три часа не прерываясь, до пяти утра, – рассказывал Джон Джорно, – на все у него ушел целый месяц. Он истратил сотни бобин. Когда он просмотрел, что получилось в итоге, то сказал: “Как здорово!», а через мгновение добавил: «Как это у меня получилось сделать из всего этого фильм?”».

Уорхол снимал лицо, торс, бедра Джона Джорно, в фас, в профиль, сильно приближая камеру к его половым органам, целомудренно прикрытым одеялом, к ягодицам, иногда обнажающимся, когда Джон ворочался во сне. Вопреки общераспространенному мнению, в фильме был использован не один-единственный план. Квалифицированные специалисты насчитали их более шести. Это были фиксированные планы, несмотря на широко распространенное убеждение, что в этой работе Уорхол применил панорамную съемку с максимальным приближением к объекту. Эти фиксированные планы в течение всего фильма повторяются несколько раз.

Лицо, торс, ноги сняты действительно крупным планом и часто в технике укороченной перспективы, что немного напоминает прием итальянского художника Андреа Мантенья[450], как он изобразил тело умершего Иисуса Христа. В фильме Уорхола есть неожиданные и очень удачные ракурсы. Что касается освещения, то лампы были установлены продуманно, чтобы получить резкое, контрастное изображение, которое, повторяясь шестнадцать раз за одну секунду, приобретало еще бо́льшую четкость.