Урал грозный

В темноте белеют чистенькие косынки на девочках и белые аккуратные котомочки. Ребята хорошо снаряжены. Присев на бревнах, расстелив на земле платочки, они ужинают в темноте и, повечеряв, степенно стряхивают крошки с платка.

Время тянется очень медленно, а ребята ждут поезда со жгучим нетерпением. Все очень волнуются, не отстал бы кто-нибудь, хватит ли всем билетов, будут ли места в вагоне, какой попадется кондуктор — хороший дядька или придира, чего доброго... По-крестьянски хозяйственно обсуждают стоимость билета, хотя проезд казенный.

В темноте то и дело перекликаются, ища земляков:

— Сухиничевские, собирайся!

— Маклаковские, ходи сюда!

— Дубиничевские, куды задевались?

— Полянские, становись тут!..

Бригадиры раздают билеты. Ребята очень волнуются: вдруг кому-нибудь не хватит. Но билетов оказывается как раз столько, сколько ребят. Всем хватило. Каждый получает в темноте свой и бережно несет его обеими руками перед собой. Получив билеты, все немного успокаиваются и снова рассаживаются, кто на кирпичи, кто на балки, кто прямо на землю у пакгауза. С поля плывет душистая осенняя прохлада. Где-то далеко ухает артиллерия. Ребята из Дубиничей запевают хором «Шумел камыш, и ветки гнулись». Другие говорят одобрительно:

— Хорошо у них в Дубиничах поют. Песен много знают...

— В Москве еще не такие песни узнаем.

— Эх, жалко Пашки Вихорева нет. Вот бы кто спел.

— Пашка еще там остался. Ихнее село еще не освободили. Придется ему в будущем году нас в училище нагонять.

— Нагонит,— уверенно говорит кто-то в темноте.— Он ко всему способный.

Тихо поют ребята из Дубиничей:

Шумел камыш, и ветки гнулись,А ночка темная была.Одна возлюбленная пара Всю ночь гуляла до утра.

Девушка, сидящая на бревне недалеко от меня, зябко ежится.

— Петя, у меня до чего руки захолодали.

Невысокий паренек подсаживается к ней, снимает с одного плеча пиджак, бережно прикрывает ее. Они сидят, тесно прижавшись друг к другу. Он растирает ее застывшие руки.

Поют в темноте дубиничевские:

Он пел ей песни тихим тоном,Она заснула крепким сном...

— Петя, а вдруг нас в разные места определят?

— Что ты, Стеша, мы уж в одно место проситься будем. Чай, там разбираются.

— Ну, давай уж, как уговор был. Чур, чтобы не врозь учиться.

— Ясное дело... А жалко, Стеша, Васьки Шматкова нет.

— Да, из его бы дельный инженер вышел.

— Эх, беда, до чего мне его жалко — убили... немцы-паразиты!

Они вздыхают и долго молчат потом. Молчат в темноте и дубиничевские. Может быть, каждый вспомнил черные дни, когда в селе у них хозяйничали немцы. Каждый из этих ребят повидал немало страшного... И темная прифронтовая ночь, погромыхивающая далекими орудиями, вздрагивающая злыми зарницами ракет, обступая ребят, напомнила им, должно быть, недавно пережитое.

— И как мы те дни вытерпели,— тихо произносит Стеша,— сама теперь не знаю.

— Главное, что все задом наперед тогда пошло,— откликается Петя,— верно ведь? Ведь до того так жили, жили. Глядишь — один день кончился, а завтра еще чего-нибудь интересное. Все тянет вперед жить. А тогда, когда немцы пришли, все, ровно, в обратную сторону двинулось. Вроде не вперед, а назад жить стали. Верно ведь я говорю, Стеша?.. День промучаешься, да вспомнишь, что вчера было, да третье-годни, а о завтрашнем и думать неохота.

Он говорит сбивчиво, подбирая слова, чтоб точней передать ощущение страшного, остановленного врагом, повернутого назад времени. И его понимают. Кто-то говорит в темноте:

— Верно, Петька, как немцев от нас погнали, так сразу мы подумывать стали, загадывать, вот как сейчас, сидим, ждем, потом поедем, потом учиться станем. Ух, здорово!..

И все замолкают, теперь уже мечтательно вглядываясь в ночь, задрав головы к звездам, кое-где поблескивающим в расходящихся тучах. Жизнь, привычно просторная, большая и разнообразная, снова вернулась к ним. Сегодня они едут в Москву. Село послало их в науку. Они сидят притихшие, задумчивые.

— Да,— говорит Стеша,— теперь чего у нас еще будет, сразу и не угадаешь даже...

— Одно только знаю: хорошее будет,— отвечает кто-то из темноты.

— Как отучимся, сюды вернемся, станцию заново отстроим. Тут, чай, тогда скорые поезда ходить станут. Я, может, машинистом стану... Вас, своих, без билетов возить буду. Ладно уж...

— Ишь ты, загадал,— кричат из темноты. И кто-то запевает:

Как задумал я жениться В позанынешнем году,Только дело не клеится,Все невесты не найду.