— Вы не ответили на вопрос! — ох, и строгим же был этот голос, источник которого никак не определялся! На этот раз Уроборос приблизился к девушкам настолько, что мог рукой до них дотянуться, и переводил взгляд с одного лица на другое, внимательно следил за губами. Но вот же странность! Они говорили, как будто одновременно, не существовало ни малейшего расхождения и разнобоя, голос исходил от обоих.
— Вы придрались к моим словам! Зачем? — Уроборос сделал ещё одно лёгкое движение в сторону девушек, но это их ничуть не напугало. Понятно стало, что ближе к ним он никак подойти не может. Просто не существовало закона, разрешающего это. — Я оговорился, а вы этим коварно воспользовались. Не терпится получить ответ на свой дурацкий вопрос? Так слушайте… Аннулирование отменить никак не получится. Собака, то есть я, напала на след, и теперь не успокоится, не сойдет со своего пути, пока не проглотит то, что ищет и преследует… Но отсрочить аннулирование на неопределенный срок — можно…
— А как? — этот наивный и короткий вопрос был задан девушками настолько стремительно, что не вызвал в Уроборосе никаких подозрений. Он даже открыл рот и произнёс:
— Аоу… — но вовремя спохватился, скомкал слова и проглотил. Готов был продолжить говорить о том, как замечательно им всем заживется после его взведения, как они будут сидеть в кафе, вкушая разные вкусности, гулять по Городу, Лесу и Полю, беседовать о смысле бытия, несуществующей любви и устройстве мироздания. Ни в чём не нуждаясь, они будут спать, где их свалит с ног усталость. Просыпаться под очередным солнцем, которых не счесть, ждать квадратного, то есть кубического. Радоваться его приходу! Бегать босиком по траве, валяться в ней под медленно проплывающим над головами огненным гексаэдром.
Уйдут все заботы и тревоги. Не надо будет мучительно искать ответы на трудные вопросы. Всё станет предельно ясно и понятно. Что может быть лучше, чем исчезнуть в радости вместе с этим миром, несовершенным, как и все остальные, сколько бы их ни было. Но Уробороса остановил истошный вопль:
— Идет!
Это закричал кто-то несущий вахту возле окна. Топая и гудя взволнованными голосами, толпа ринулась к окнам, чтобы увидеть того, кто там идёт и запомнить его навсегда.
— Что вас так взволновало? — поднял Уроборос руки высоко над головой. — Ну, идёт. Ну, и что? Я же сказал, что он придёт за мной. Это неизбежно. Просто откройте ему дверь, пусть войдет…
— Не слушайте его! Дверь не открывать! — это командовал Геродот, затерявшийся в самой гуще толпы. Наверное, смотрел, кто там приближается к кафе.
Никакого раздвоения личности не существует — это я понял, находясь в собственном теле и переворачиваясь вместе с Уроборосом, как монета. То есть оно, конечно, есть, но правильнее было бы его называть вычитанием или прибавлением. Вычитание — когда нечто целое делится на две части, то есть становится меньше. Например, разрезание яблока пополам. А когда яблоко остаётся целым, и к нему добавляется другое яблоко — это прибавление. Настоящее раздвоение яблока случится только в том случае, если вдруг появится второе яблоко, но не другое, а идентичное первому, и они вместе займут одну и ту же позицию в пространстве, то есть одно в другом, первое внутри второго или второе внутри первого, при этом будут периодически меняться местами, и осознают себя, как нечто единое, но раздвоенное. Это и будет истинным раздвоением. Но такое ведь невозможно! Взять хотя бы меня с Куртом: когда он зайдет в кафе, и мы с ним сольёмся, то и тогда ещё не возникнет полного раздвоения, потому что мы будем двое в одном. А раздвоение появится только когда мы станем одним в двух, то есть Уроборосом. Но тут всё и закончится…
По тому, как все замерли и притихли, я понял, что Курт подошёл к кафе. Стоит там, небось, пялится на всё сквозь свои бутафорские очки, прислушивается, знает почти всё, но при этом делает вид, как будто ничего не знает. Стук раздался, словно гром прогремел в напряженной тишине, воздух встрепенулся оттого, что многие одновременно вздрогнули. Никто не отозвался на стук, и дверь никто не открыл, — кажется, дышать все перестали, не то чтобы шевелиться.
— Пустите меня! — голос за дверью был спокойным, но настойчивым. — Мне здесь одиноко и страшно! Я знаю, что вы там все спрятались.
Тишина в ответ, никто в кафе не шелохнулся. Может быть, все надеялись, что человек за дверью поймёт, что ему тут не рады, и уйдёт восвояси?
— Откройте эту чёртову дверь, проклятые поперечники! — вдруг послышался такой рык, что стёкла в окнах задребезжали.
— Мы не откроем! И не надейся! Тебе тут не рады! Тебя тут не ждут! Убирайся туда, откуда явился! — это Геродот закричал через дверь, подойдя к ней вплотную.