И Ре-класс, все это время ходившая переменными галсами на некотором отдалении от эвакуируемого корабля, прикрывая его со стороны возможного появления Глубинных, направилась по данному флагманом пеленгу. Проходя мимо оставленного судна, это дитя океана своим чутким слухом на миг уловило какой-то необычный, цикличный и высокий, но негромкий звук, похожий на голос некоторых обитателей моря. Только доносился он с поверхности, и Рейна решила немного – всего на чуть-чуть – отклониться от курса. И меньше чем через минуту, лишь чуть замедлив ход, выхватила из воды прямоугольную пластиковую коробку с ремнем и небольшим зарешеченным окошком. Звуки однозначно доносились из нее.
Подняв ее и лизнув – пластик же! – линкор заглянула внутрь фиолетовыми глазищами. И из темноты оттуда на нее уставились другие: маленькие, слабо светящиеся, голубые и вытаращенные… А потом на нее зашипели.
– Ой! – от неожиданности отвела Рейна коробку подальше от лица. – А!.. Это же эти!!! Которых флагман показывал! На картинках!.. Интересно! Потом посмотрю!
И она, на ходу перекинув ремень находки через голову, направилась дальше: благо, что обитатель найденного и выуженного из воды ящика замолк.
Идя по поверхности и будучи максимально заметной, Ре-класс быстро настигла шлюпку, которую сейчас, чертыхаясь сквозь зубы, отчаянно пыталась удержать голыми руками канмусу эсминца «Нимфен».
– Тц…— сморщила Глубинная нос, глядя на нее. – Чего шумишь, мелкая?
– Я не мелкая, ты, монстр!.. – возмутилась та, – однако, с некоторой опаской.
– Монстр? – и линкор недоуменно переглянулась с высунувшимся из воды Хвостом, а потом они оба уставились на канмусу. Отчего та вдруг отчетливо икнула.
– Не-а! – сощурилась Глубинный линкор, и успокаивающе помахала у нее перед носом своей когтистой грабкой. – Монстры – это другие! Мы их сами ловим и бьем, а я – Рейна!.. А ты, как говорит наш флагман, просто сильная – но легкая! Дай-ка мне!
И Глубинная, недолго думая, вбила заостренные черным «хитином» пальцы прямо в толстый пластик шлюпки, надежно уцепившись за выступающий «рант» соединения нижней и верхней ее частей. И ускорила ход, быстро нагоняя цепочку канмусу, ведущих в сторону конвоя остальные спасательные плавсредства.
Внутри тесно набитых людьми и вроде бы небогатой ручной кладью маленьких суденышек было сыро, душно, мигало скудное освещение и царило напряжение, от которого было совсем недалеко до тихой паники. Шлюпки сильно качало и дергало, трещал и скрипел под ударами воды пластик бортов, – а пассажиры, вцепившиеся в страховочные ремни жестких и неудобных сидений, с замиранием сердец прислушивались к надсадному тарахтению двигателя. Которое постоянно заглушали накатывающие громовые раскаты, а еще – то низкий, рокочущий, то протяжный и яростно шипящий голос морской стихии, который ни на секунду не давал забыть пассажирам, что их всех от нее отделяют лишь вот эти, достаточно тонкие и вибрирующие под тяжелыми ударами волн борта лодки. Вовсю ревели испуганные дети, а не менее испуганные женщины пытались хоть как-то успокаивать их, крепко прижимая к себе. И немногие мужчины лишь держали их за руки и плечи, тихо шепча им, что все будет хорошо…
Назначенный же старшим шестой шлюпки немолодой матрос с «Андреа Гейл», управляющий – ну, насколько вообще возможно управлять столь слабосильной посудиной в такой шторм, – периодически громко взывал к тишине и порядку, уверяя, что они идут верным курсом на ждущие их корабли.
Сидевшие в носу рядом с узким иллюминатором, расположенным чуть выше головы, Розалита Мария Прадо с шестилетней дочкой и чудесным образом сумевшим долететь до них мужем хоть и испытывала страх, но все же не панический. Как верующая католичка, она всегда уповала на лучшее, – ну а после того, как ее Анхель вместе со своими друзьями, совершив невозможное, добрался до них и привез помощь, ее вера в то, что Господь не оставит их, только укрепилась.
Прижавшаяся к матери и все еще горько всхлипывающая из-за потери любимого питомца, маленькая Исабель внезапно замолчала, глядя в заливаемый водой иллюминатор. И спустя пару минут негромко сказала, не отводя взгляда от мокрого стекла.
– Мама… Мама, а там тетя… С красивыми глазками. Она нас спасет, да?
– Милая, ну конечно… Нас всех спасают тети-канмусу, и они… – но слова вместе с воздухом застряли в груди у женщины, посмотревшей туда же, куда и дочь. Потому что оттуда, снаружи, на них сквозь иллюминатор глядела вовсе не канмусу. Красивое, почти идеально очерченное лицо юной девушки было бледным, словно молоко. Ее светло-серые волосы, совершенно не намокая, реяли на ветру, а глаза горели жутковато-завораживающим фиолетовым огнем. Встретившись с ней взглядами, порождение бездны лишь слегка наклонило голову вбок, чуть улыбнулось, обнажив кончики острых зубов и… неожиданно совершенно по-человечески задорно подмигнуло.