Одному хотелось, чтобы все гейдельбергские портные понесли наказание за преступление Мюльдорфа: он предлагал собрать всех нищих в окрестностях и одеть их с ног до головы всем готовым платьем, разгромив все лавки портных.
Другой же, речь которого хотели даже напечатать, утверждал, что предыдущее предложение было только крайне слабым удовлетворением, так как в данном деле замешан не только портной, но и башмачник, и колбасник, что они вздули студентов не в качестве портного, сапожника и колбасника, а вымещая на потерпевших ту вековую ненависть, которую питают все буржуи к студентам, а потому следовало задать встрёпку не только всем портным, башмачникам и колбасникам, но вообще всем городским буржуям, и что Университет не успокоится, пока не разнесёт вконец всех толстосумов.
Но месть студентов, как оказалось, ещё не исчерпывалась всеми вышеприведёнными мерами. Умы разгорячились, раздражение увеличивалось… Тут поднялся Самуил.
Наступило глубокое молчание, и председательствующий обратился к присутствовавшим со следующей речью:
«Дорогие господа, товарищи!
Здесь говорились прекрасные вещи, и Университету остаётся только сделать выбор из всех предлагавшихся и разработанных способов мести. Но пусть почтенные ораторы позволят мне сделать маленькое замечание относительно того, что, быть может, на очереди стоит более спешный вопрос, чем месть нашим врагам (Слушайте! Слушайте): вопрос этот заключается в том, что необходимо сперва освободить наших друзей! (Аплодисменты).
В то время, как мы здесь разглагольствуем, трое из наших товарищей томятся в заключении, они ждут нас и изумляются, что мы до сих пор не пришли к ним на выручку, они имеют полное право даже сомневаться в нашей дружбе! (Возгласы: Браво! Правда! Правда!).
Как? Уже прошло полчаса с тех тор, как студенты арестованы, и они все ещё не освобождены?! (Гробовое молчание).
Начнём сперва с товарищей, а затем доберёмся и до остальных. (Отлично! Прекрасно! Слушайте!) Выпустим их на волю, и пусть они с радостью примут участие в наказании их оскорбителей! (Громкие возгласы: Ура!)»
Сходка окончилась при общих восторженных криках.
Отдан был приказ к открытию действий. Студенты бросились вооружаться кольями, железными прутьями и ломами.
Через четверть часа началась осада тюрьмы.
Всё произошло так быстро, что полиция не успела даже опомниться. Тюрьма охранялась только обыкновенной стражей. При виде приближающейся толпы студентов начальник тюремной стражи распорядился запереть ворота. Но что могли сделать какие-нибудь двенадцать человек против четырёхсот студентов?
- Вперёд! - скомандовал Самуил. - Надо не дать времени войскам подойти.
И став во главе группы студентов, вооружённых увесистыми дубинками, он первый подошёл к воротам.
- Пли! - скомандовал в свою очередь начальник стражи, и в ту же минуту прогремел залп.
Но студенты не отступили ни на шаг. В ответ раздались кое-где пистолетные выстрелы. Потом, прежде чем солдаты успели снова зарядить ружья, двадцать дубин принялись молотить по воротам. Ворота подались.
- Смелей, ребята! - кричал Самуил. - Ещё поддай! Сейчас высадим! Стой!
Он бросил дубину, схватил лом и подвёл его под ворота. Десять фуксов бросились помогать ему и приподняли половину ворот.
- Теперь жарьте дубинами! - приказал Самуил. Снова раздались удары двадцати дубин, и ворота окончательно были высажены.
В то же время грянул второй залп.
Самуил влетел во двор.
Какой- то солдат навёл на него ружье. Но Самуил, подобно пантере, ловким прыжком наскочил на него и уложил ударом лома на месте.
- Долой оружие! - скомандовал он страже. Но приказ был уже бесполезен, так как толпа студентов ворвалась вслед за Самуилом и до такой степени заполнила двор, что не было никакой возможности даже пошевельнуть рукой, не то что целиться.
Кроме убитого Самуилом солдата, на дворе валялись ещё трое солдат, раненных пулями студентов. Из студентов семь или восемь человек оказались также ранеными, но сравнительно легко. Обезоружив стражу, студенты двинулись к камерам заключённых товарищей и вскоре освободили их.
Затем победители начали выбивать окна и двери.
Затем - излишняя роскошь усилий - попробовали, в качестве развлечения, разрушить кое-где и само здание.
В то время, как они предавались столь полезным удовольствиям, им дали знать, что академический совет собрался судить главарей погрома.
- А! Нас судит академический совет? - прошипел Самуил. - Хорошо же! Так мы сами сейчас вынесем приговор этому совету. Эй, вы! - закричал Самуил. - Фуксы и финки, постерегите-ка там, у выхода на улицу. Сейчас начнём обсуждение условий сеньоров.
Сеньоры собрались в приёмной комнате тюрьмы.
Самуил тотчас же обратился к товарищам с речью. На этот раз речь его была кратка, дышала воинственностью, одним словом, напоминала слог Тацита. Он говорил под доносившийся с улицы гул и отдалённый барабанный бой, и ни один из двадцатилетних римских сенаторов не рискнул вставить своего замечания.
«Слушайте! Нам нельзя терять ни минуты. Бьют сбор. Сейчас явятся войска. Значит, надо решать немедленно. Предлагаю вам следующее.