- Хорошо! - со смехом сказал Самуил. - Что скажет обвиняемый? - спрашиваете вы. Он, в свою очередь, станет обвинителем, вот и все. Я применю закон возмездия. Ведь если бы я совершил преступление другого характера, кражу или убийство, то я понимал бы самоуверенность моих обвинителей. Я трепетал бы, бежал бы… Но в настоящем случае, о чём идёт речь? О вовлечении в соблазн молодой девушки. Ну так что же? Ведь моя мать тоже была вовлечена в соблазн. У меня есть письма, которые доказывают её сопротивление и преступную настойчивость её соблазнителя. Разве умерший свидетель не так же силён, как живой? Что касается до этой бутылочки, она, правда, служит уликой против меня. Но она служит уликой и против другого. Кто мешает мне сказать, не стесняясь того, правда это или нет, что я обнаружил состав этого снадобья, анализируя снадобье, которое я нашёл в подобной же бутылочке, оставленной соблазнителем у моей матери?
- О, какая гнусная клевета! - вскричал барон.
- А кто вам сказал, что это клевета, и кто может это доказать? - возразил Самуил. - Теперь понимаете ли вы мой способ защиты, барон Гермелинфельд? Я не преступник, я мститель.
Он умолк. Барон, весь потрясённый, с дрожащими руками, с холодным потом, выступившим на его седой голове, хранил молчание.
Торжествующий Самуил продолжал:
- Итак, г-н барон, я жду вызова в суд. Графиня Эбербах, я жду вашего звонка. А пока - до свиданья.
И бросив им это «до свиданья» словно угрозу, он вышел из комнаты, не через тайный ход, а через дверь, которую громко захлопнул за собою.
- Самуил! - крикнул барон. Но тот был уже далеко.
- О, дитя моё! - сказал барон Христине, которая, онемев от ужаса, прижималась к его груди. - Этот Самуил - фатальный человек. Ты видишь, я ничего не могу с ним поделать. Но я сумею тебя защитить. Будь осторожна, никогда не оставайся одна, будь всегда с кем-нибудь. Надо бросить этот замок, весь его осмотреть и перестроить. Будь спокойна, я буду сторожить и охранять тебя.
В это время в коридоре раздались шаги.
- Это идёт Юлиус! - воскликнула успокоившаяся Христина.
И в самом деле, в комнату вошёл Юлиус.
Глава пятьдесят седьмая
Жена и мать
- Милый папа! - сказал Юлиус, обнимая барона. - Мне сказали, что вы уже несколько часов ждёте меня, и что меня искали по всему лесу. Но меня там не нашли по той простой причине, что я там вовсе не был. Я по своему обыкновению отправился с ружьём на плече и с книгой в кармане. Но ружье у меня оставалось без дела, потому что я занялся книгой. Отойдя с милю от замка, я уселся на траве, вынул своего Клопштока, да и читал его до вечера. Во мне мечтатель всегда берет верх над охотником. Но вы, должно быть, имеете сообщить мне что-нибудь важное и спешное?
- Увы, да, Юлиус.
- Что же такое? Я вижу, вы очень опечалены.
Барон взглянул на Христину и, казалось, оставался в нерешительности.
- Вас стесняет моё присутствие? - поспешила сказать Христина. - Так я уйду.
- Нет, останься, дитя моё. Ведь у тебя нет недостатка в твёрдости и решительности, не правда ли?
- Вы меня пугаете, - сказала Христина. - О, я предчувствую какое-то несчастье.
- Ты должна знать, зачем я сюда приехал, - продолжал барон. - Я рассчитываю на твою помощь, чтобы уговорить Юлиуса решиться на то, о чём я хочу его просить.
- Что же я должен сделать? - спросил Юлиус. Барон подал ему письмо.
- Читай вслух, - сказал он.
- Это письмо от дяди Фритца, - сказал Юлиус.
И он прочёл следующее письмо, по временам останавливаясь от волнения:
Нью- Йорк, 25 августа 1811 г.