«Мой милый брат. Тебе пишет умирающий. Я страдаю болезнью, от которой нет спасения, и поднимусь с постели, на которой лежу уже два месяца, только для того, чтобы перелечь в могилу. Мне остаётся жить ещё три месяца. Мой близкий друг доктор, который очень хорошо знает мой характер, уступил моим настойчивым просьбам и не скрыл от меня печальной истины. Ты тоже знаешь меня и можешь судить, что если это и подействовало на меня очень сильно, то вовсе не потому, что я боюсь смерти или жалею о жизни. Я пожил довольно, и мне удалось путём деятельности, труда и бережливости нажить такое богатство, которое будет весьма полезно для благосостояния твоего и моего возлюбленного племянника. Но мне хотелось бы видеть ваше счастье, прежде чем я умру. Мне хотелось обратить в деньги все моё добро, привести их к вам в Европу и сказать вам: будьте счастливы! Это была награда, которую я сулил себе за все свои труды. Мне казалось, что бог удостоит меня этого. Но бог судил иначе, и да будет воля его. Итак, мне никогда не суждено увидать свою родину. Никогда не увижу я тех, кого люблю больше всего на свете. Чужие люди закроют мои глаза. Я говорю это не для того, чтобы призвать вас сюда обоих, т. е. тебя и сына, или хоть одного из вас. Тебя удерживают твой долг, его - счастье. Я и не зову вас. Притом, вам пришлось бы очень спешить. У вас едва остаётся достаточно времени, чтобы успеть увидеть, как я буду умирать. Вам придётся потерять три месяца для того, чтобы подарить мне один день. Не стоит вам приезжать. Правда, я удалился бы в другой мир счастливым, если бы ваш дружеский взгляд провожал меня туда в последний час моего существования, истраченного на труды, понесённые ради вас. Хотелось бы тоже иметь подле себя верного человека, которого можно было бы сделать исполнителем моих последних распоряжений. Но, видно, мне было написано на роду умереть в отчуждении и одиночестве. Прощайте. О вас моя последняя мысль, и вам все моё богатство. Зачем я покидал вас? Впрочем, я не раскаиваюсь, потому что оставлю вам кое-что к вашему благополучию. Главное, не подумайте, что я зову вас к себе. Горячо обнимаю вас обоих. Твой умирающий брат
- Папа, - сказал Юлиус, вытирая слезы, - в вашем возрасте и вашем положении вы не можете предпринять долгого путешествия. Но я могу поехать и поеду.
- Благодарю, дитя моё, - сказал барон. - Именно об этом я и хотел тебя просить. Но как же Христина?
Вся побледневшая Христина опустилась на стул.
- Разве я не могу ехать вместе с Юлиусом? - спросила она с волнением.
- Разумеется! Я возьму тебя с собой, - сказал Юлиус.
- А Вильгельм? - спросила молодая мать.
- Правда!… - сказал Юлиус.
- Ребёнка невозможно брать в такое дальнее путешествие морем, - сказал барон. - Мальчик в последнее время чувствует себя очень хорошо, но ведь он такой слабенький. Как перенесёт он плавание и перемену климата? Если Христина поедет, то должна будет оставить ребёнка на моё попечение.
- Оставить моё дитя! - воскликнула Христина.
И она разразилась слезами.
Отпустить мужа без себя ей казалось невозможным. Но уехать без своего ребёнка было ещё невозможнее.
Глава пятьдесят восьмая
В ночь отъезда
Барон Гермелинфельд попробовал успокоить Христину.
- Всего благоразумнее было бы, - тихо и спокойно проговорил он, - поехать одному Юлиусу. Ведь эта разлука вовсе уж не такая долговременная. По-видимому, мой несчастный брат не долго задержал бы его там. Юлиус приедет, похоронит его и может сейчас же вернуться. Понимаю я, милые дети мои, что всякая разлука тягостна, но ведь надо же принимать житейские обстоятельства так, как они нам представляются. Тебе, Юлиус, необходимо подумать о своём дяде, а тебе, Христина, о своём сыне.
Христина бросилась на шею своему мужу.
- Да надо ли, необходимо ли это, чтобы он ехал? - воскликнула она.
- Спроси об этом своё благородное сердце, - ответил барон. - Поездка Юлиуса тем более необходима, что, отказавшись от неё, он ничего не теряет. Одновременно с этим письмом мой бедный брат прислал мне копию своего духовного завещания. Останется Юлиус или поедет, все имущество Фритца будет принадлежать нам. Мой брат позаботился о том, чтобы нам не было никакого интереса спешить к его смертному одру, и великодушно предоставил нам поступать, как мы решим. Но ведь самое это великодушие является лишним побуждением к тому, чтобы мы исполнили его последнее желание. Предоставляю тебе самой судить об этом, моё милое Дитя. А что до меня касается, я нахожу обязанность явиться для утешения умирающего Фритца до такой степени настоятельной, что если Юлиус не поедет, так я поеду.
- О нет, я отправлюсь! - воскликнул Юлиус.
- Да, он должен ехать, - сказала Христина. - И я поеду с ним.
Она быстро подошла к барону и тихонько сказала ему:
- Таким образом я не только последую за Юлиусом, но и убегу от Самуила.