Шпагоглотатель
Крис уехала в Питер. Я остался один со своими мыслями о ремонте, литературными планами, мебельными жучками и синицами, прикормленными Крис, и с беспокойством за нее. Я знаю, она может позаботиться о себе и постоять за себя, но ее душевная хрупкость заставляет меня испытывать за нее братскую тревогу. Но вот Крис пишет, что отлично устроилась. Я рад. У нее все хорошо. какую-то работу даже удалось сразу найти.
Через неделю в моей квартире натянули матовые потолки. Натяжные потолки совершенно преобразили мой холостяцкий остров. Я чуть не ослеп от невыносимой и великолепной белизны. Я владелец соляных озер, белых пустынь, заснеженных полей. Далее по плану у меня шел ремонт ванной, к которому я готовился морально и материально. Риткину металлическую композицию пришлось снять, а проволоку убрать, но я оставил два половника на стене.
И вот, наконец, я почувствовал острую необходимость начать тот самый текст, который зрел во мне и просился на свободу. Внутри меня что-то щелкнуло, и я понял, что готов. Я протер от пыли грабовый письменный стол, гладкий, как река Нагаро. Поставил в правом углу подаренную Крис чернильницу, в левом – деревянную модель парусной лодки и открыл ноутбук.
«Усё». Такое я напечатал название. Рыбак по-японски. Затем я стер «усё» и напечатал «УКАЙ». Название у меня было, а продуманного плана нет. Одно предчувствие.
На краю стола стоит кружка с горячим чаем. Над ней поднимается речной туман. Потолки надо мной как заснеженные метелью поля, а за окном осенний калейдоскоп. Я из будущего гляжу в настоящее. Вокруг кормушки на балконе шныряют синицы. Их немало, штук семь или восемь, а по перилам прыгает парочка воробьев. Стоит веселый птичий гомон.
Я пишу, не глядя на часы. Я мечтал вот так творить в полном уединении, когда время принадлежит тебе безраздельно, а вокруг тишина, умиротворение, растущий бамбук, шуршание залетевшего смельчака на жалюзи. Как же хорошо, как же здорово, как бесконечно благостно. Баклан – одна из самых прожорливых птиц. Я заканчиваю вторую страницу нового текста про жизнь corvus marinus, что с латинского означает морская ворона, и полный тихой радости откидываюсь на спинку стула. Я начал повесть об усё!
Через некоторое время, перечитав написанное, я ужаснулся. Текст смахивал на доклад для орнитологической конференции. Зачем я написал, что у бакланов не развита копчиковая железа? И даже не назвал причину. Я удалил все, что написал, решив, что перед тем, как начать, следует тщательно продумать структуру будущей повести. Я сознаю, что мне нужно больше свободного времени, чтобы погрузиться глубже в собственные переживания, упорядочить размышления, отдаться вдохновению. Я два года не был в отпуске. Я отрываюсь от работы и, не откладывая в долгий ящик, пишу сообщение коллеге с вопросом не сможет ли он быть на подхвате в ближайшее время, а также письмо руководству с просьбой об отпуске. Все складывается так удачно, что через неделю я свободен. Я чувствую себя таким вдохновленным, наполненным и целостным, что мог бы писать стихи, если бы захотел.
Однако около восьми часов следующего вечера раздается телефонный звонок.
Я бы с удовольствием отключил телефон, но в этом случае она бы точно приехала. Я, конечно, говорю о своей бывшей. У нее, видите ли, сломался бойлер. Нет горячей воды. Кажется, она готова зарыдать.
– Я позвоню мастеру, – играя птичьим пером, говорю я. – У меня есть знакомый, я привезу его завтра, он все починит.
– Завтра? А как мне жить сегодня?
– У тебя наверняка есть плита и кастрюлька. Я же тебе подарил кастрюльку? Вот.
– Какой ты все-таки эгоист! Я еду к тебе. У тебя же есть горячая вода?
– Нет. Вчера отключили.
– Врешь. Я уже в пути. Буду минут через десять.
– Меня нет дома.
– Где же ты?
– Я…какая разница?!
– Я только приму душ и уеду. Тебе, что, воды жалко?
Я в панике заметался по комнате. Потом вдруг остановился, выругался на себя, плеснул в стакан виски и залпом выпил. Не съест же она меня, в конце концов, подумал я.
Она снимает пальто. На ней струящееся красное платье с длинными рукавами и кукольные пластиковые бусы, которые, несомненно, от какого-нибудь модного дизайнера. Я снимаю очки, чтобы сохранить рассудок, она слишком хороша в этом алом наряде. Теперь передо мной размытое яркое пятно с темным крошечным шариком наверху. В руке Марго держит бутылку шампанского. От запаха духов меня мутит.
– Скажи мне, Сержи, когда тебе хамили последний раз?
– В каком смысле?
– В прямом, мужчина, в прямом.
Я напряг память. Ничего не мог сразу вспомнить.
– А мне полчаса назад!
– Не завидую этому человеку, – пошутил я.
– А я не завидую себе! «Поживее, дамочка!» – он мне сказал. Ты когда-нибудь слышал, чтобы что-то подобное сказал один мужик другому? Нет. Потому что от мужика можно получить по морде. А слабой женщине, пожалуйста, хами на здоровье! Что она сделает?
– Я надеюсь, этот несчастный жив?
Но она не слышит, она уже на кухне.
– Я так воняю! – сообщает радостно. – Сейчас выпьем по бокальчику и в душ.
– Я повесил тебе полотенце.
– Какой ты милый, Сержик.