«Я долго пытался задушить страсть, но она оказалась неугасимой и возгорелась сильнее прежнего… Во мне воспылала любовь к вам, представительнице прекрасного пола, но пусть ваш муж простит меня, ибо я не запятнал его честь. Как можно любоваться столь прекрасным цветком и не влюбиться в него, пусть мои чувства к вам и совершенно невинны?.. Я никогда не видел вашего лица, но вы снитесь мне еженощно. Насколько мне известно, никогда еще Природа не создавала женщину, равную вам, – вы феникс среди женщин. Но если мне доведется испытать счастье взаимности, то лишь об одной милости попрошу я: чтобы мне было позволено соединиться с вами в рождении дочки как свидетельницы нашей любви, – маленькой монсонии, благодаря которой ваше имя будет вечно жить в царстве Флоры»[71]
.Вероятно, Линней так и не отправил письмо, что говорит о том, что помрачение разума у него длилось недолго. Интересно, чего он ожидал, написав его? Да, он дважды заявляет, что его любовь невинна, и «рождение» маленькой дочери – это лишь метафора (ведь он пишет о растении монсонии, а не предлагает леди Энн родить ему настоящего ребенка). Но если его намерения были невинны, то письмо все же содержит определенную двусмысленность, даже по стандартам прозы XVIII в., подразумевавшим некую напыщенность стиля. У многих видов монсоний лепестки нежно-розовые, и сегодня трудно смотреть на них, не думая о румянце, который, несомненно, окрасил бы лица Линнея и Энн Монсон, если бы Линней все же дописал и отправил ей это письмо.
Я начал главу с предположения, что латинские названия, запечатлевшие чью-то любовь, говорят о том, что ученые способны на самые высокие человеческие чувства. Возможно, истории с Геккелем и Линнеем не самые показательные, но, как мы знаем, любовь и правда иногда заставляет людей совершать безрассудства, если не что-то похуже. Поэтому давайте закончим этот рассказ примером, который действительно вдохновляет, – улиткой
Как и название райской птицы Бонапарта
15
Забытые коренные народы