Успех

«Могу я сначала повидаться с Крюгером?» — деловито осведомилась она. — «К сожалению, это абсолютно исключено, — ответил начальник тюрьмы. — Мы и так уже сделали вам все мыслимые послабления. В аналогичном случае заключенному после венчания было разрешено получасовое свидание, я же не возражаю против целого часа. Надеюсь, вы успеете вдоволь наговориться». Иоганна ничего не ответила, и в маленьком помещении воцарилась тишина. На стенах висели докторский диплом начальника тюрьмы, фотография господина Фертча в офицерской форме, портрет фельдмаршала Гинденбурга. У стены в выжидающих позах стояло несколько тюремных служащих, с фуражками в руках. После долгих переговоров Крюгеру разрешили взять в свидетели при бракосочетании заключенного Леонгарда Ренкмайера, его товарища по прогулкам между шестью замурованными деревьями. Вторым свидетелем был назначен надзиратель, человек с квадратным, спокойным и совсем не злым лицом. Он подошел к Иоганне, представился, дружелюбно протянул ей руку. «Пожалуй, пора начинать», — сказал бургомистр и, хотя на стене висели большие часы, посмотрел на свои допотопные, карманные. «Да, пора, — подтвердил начальник. — Введите этого, — он сделал паузу, — жениха». Репортеры ухмыльнулись, все разом громко заговорили. «Мужайтесь», — неожиданно сказал Иоганне надзиратель, выбранный администрацией тюрьмы в свидетели, сказал тихо, чтобы не услышали другие.

Когда в комнату ввели Мартина Крюгера и Леонгарда Ренкмайера, наступила минутная неловкость, и все стали смущенно откашливаться. По столь торжественному случаю Мартину Крюгеру разрешили снять арестантскую одежду. Когда его доставили в одельсбергскую тюрьму, он был в сером летнем костюме; этот костюм и был на нем сейчас. Но за это время Крюгер сильно похудел и опустился, и теперь зимой, в стенах Одельсберга, производил странное, неприятное впечатление в прежде элегантном летнем костюме. Свидетель же Леонгард Ренкмайер был в обычной серо-коричневой арестантской одежде. В сильнейшем возбуждении он торопливо оглядел собравшихся и проворно отвесил несколько поклонов. Словоохотливый и тщеславный, он сразу учуял сенсацию, инстинкт подсказывал ему, что господа, стоявшие вдоль стен, — репортеры. То был для него большой день. Каждое движение, каждый взгляд в эти короткие минуты были несметным богатством, которое этот общительный человек будет без конца перебирать долгие, унылые месяцы. «Итак, приступим, господин бургомистр», — сказал начальник тюрьмы. «Да, конечно», — ответил толстый бургомистр и слегка одернул длинный, черный сюртук. Учитель отер капли пота с верхней губы и степенно раскрыл пухлую книгу. Бургомистр задал вступающим в брак вопрос, готовы ли они связать друг с другом свою жизнь. Мартин Крюгер обвел взглядом присутствующих, начальника тюрьмы, надзирателей, Леонгарда Ренкмайера, стоявших вдоль стен репортеров, пристально посмотрел на Иоганну и заметил, что ее широкоскулое лицо сильно загорело. Затем сказал: «Да». Иоганна тоже четко и ясно сказала: «Да» — и закусила верхнюю губу. Учитель вежливо попросил вступающих в брак и свидетелей поставить свои подписи в его пухлой книге. «Простите, не вашу девичью фамилию, а фамилию вашего супруга», — сказал он Иоганне. Репортеры при словах «вашего супруга» язвительно хохотнули. Леонгард Ренкмайер быстро и изящно, без нажима вывел свою фамилию, упиваясь сладостным чувством, что все взгляды обращены сейчас на него и что газеты подробно опишут это его действие. Иоганна Крайн-Крюгер, стоя в окружении надзирателей, державших в руках фуражки, начальника тюрьмы и бургомистра, остро ощущала, какой в этой маленькой комнате спертый воздух, и машинально, только бы отвлечься, следила за ложившимися на бумагу буквами, торопливыми, широкими и тонкими у Ренкмайера, убористыми, неуклюжими и жирными у надзирателя. Но на подпись Мартина она взглянуть почему-то не решалась.

Присутствующие обступили новобрачных, пожимали им руки, поздравляли. Мартин Крюгер принимал эти поздравления спокойно, с любезным видом. Репортеры при всем желании не могли уловить в его поведении ни ожесточенности, ни признаков отчаяния, вообще ничего такого, что можно было бы использовать для статьи. Леонгард Ренкмайер, наоборот, тут же попытался вступить с ними в беседу. Однако после первых же фраз вежливо, но решительно вмешался начальник тюрьмы Фертч, и на этом великий день Леонгарда Ренкмайера закончился.

Мартина Крюгера и его жену отвели в приемную, где Крюгеру в присутствии надзирателя дозволено было целый час беседовать с супругой. Один из репортеров спросил у начальника тюрьмы, будет ли Крюгеру предоставлена возможность насладиться только что состоявшейся женитьбой. Старший советник Фертч заранее предвкушал, как Мартин или Иоганна обратятся к нему с такого рода просьбой, и был разочарован, что этого не произошло. Он специально на этот случай заранее приготовил несколько остроумных ответов. И теперь, быстро шевеля губами, поторопился, пусть хоть репортерам, выложить свои любовно подготовленные остроты.