Успех

Собственно, эти соображения он и хотел высказать Преклю, но не успел. Они уже дошли почти до самой окраины курорта. Дорога тут была узкая, и когда на них внезапно, звеня колокольцами, чуть было не наехали сани, Тюверлен едва успел отскочить в сторону, а Каспар Прекль на противоположной стороне дороги чудом сумел втиснуться во входную дверь какого-то дома. Когда они снова оказались рядом, Прекль уже не в силах был сдержать свое раздражение, не мог больше слушать весь этот вздор, он должен был тут же опровергнуть эту беспардонную галиматью. Он язвительно заметил, что едва ли добьется чего-либо, если последует дружескому совету Тюверлена придерживаться в своей работе релятивистски-эстетских воззрений. Потому что он, с позволения своего собеседника, проектирует автомобили. И черта с два ему поможет, если он в своей работе будет исходить из столкновения китайской и англосаксонской культур. Кстати, его зовут Прекль, Каспар Прекль, и до недавнего времени он работал на «Баварских автомобильных заводах». «А меня зовут Тюверлен, Жак Тюверлен», — фальцетом сказал его собеседник. «Вот как!» — примирительно и даже дружелюбно произнес Прекль, которому это имя было знакомо. Никто не требует, без всякого перехода резко продолжал он, чтобы он, Прекль, или г-н Тюверлен заняли четкую позицию в вопросе об отношениях Азии и Европы. Ни он, ни Тюверлен при занимаемом ими положении не могут тут что-либо изменить или чему-либо воспрепятствовать. Зато другая, экономическая концепция плодотворна для них обоих. К примеру он, Прекль, исходя из этого, создал конструкцию автомобиля, доступного маленькому человеку. Он полагает, что и Тюверлен, если он будет исходить из марксистских концепций, станет работать свободнее, легче, рациональнее. Столкновение Европы и Азии — тема для эстетской беседы во время чаепития. Между тем другая борьба, экономическая, актуальна для каждого, она — реальность, настигающая вас в любом месте и в любой час. Окружающие вас люди расколоты на два противоборствующих лагеря. Идет гражданская война. Эта гражданская война — естественная для писателя тема, и нечего трусливо закрывать глаза на этот факт. Он, Прекль, не может глубокомысленно созерцать китайский фарфор, когда вокруг строчат пулеметы… «Родос здесь, здесь и прыгайте!» — требовал он. И в то время, как встречный возница, поглядев на него, покачал головой и проворчал «Ну и осел, ну и болван», — он пронзительным голосом все повторял: «Родос здесь, здесь и прыгайте!»

Тюверлен мог бы ему кое-что возразить: скажем, что он по натуре своей человек отнюдь не воинственный, свойство, роднящее его с примерно четырьмястами миллионами азиатов, что, в сущности, экономическими проблемами он интересуется меньше, чем проблемой, выспренно именуемой «идеологическая надстройка», и что он вовсе не собирается здесь прыгать. Но тут он заметил, что Каспар Прекль вообще его не слушает. Внезапно худое лицо инженера исказилось от бешенства, и он с ненавистью уставился на встречные сани, в которых сидел грузный, расплывшийся господин в меховой шубе. Он вежливо кивнул инженеру своею крупной головой, надежно защищенной от холода меховой шапкой. Прекль, не ответив на полупоклон, продолжал неотрывно, с тем же выражением ненависти на лице, смотреть на грузного господина с иссиня-черными усами. А когда сани проехали мимо, мрачно объявил Тюверлену, что ему пора возвращаться. В такую отвратную погоду даже днем нелегко добраться до Мюнхена, так что ему самое время ехать.

На обратном пути в гостиницу Прекль то и дело отпускал злые, грубые замечания по адресу попадавшихся им навстречу элегантных женщин в модных спортивных костюмах.

«Прелестный край, порочная долина», — с мрачным цинизмом произнес он, и Тюверлен так и не понял, строки ли это из великолепно изданных сонетов Шекспира, которые Прекль накануне, как ни странно, держал в руках, или же слова эти принадлежали одному из его любимых лирических поэтов.

Каспар Прекль вывел из гаража машину. Она и сама по себе была какого-то неприятного цвета, да еще вся заляпана грязью, так как Прекль не догадался сказать, чтобы ее помыли. Он поднялся к себе в номер, взял вещи: завернутые в газету расческу, губку, зубную щетку. А также роскошное издание сонетов Шекспира. Жак Тюверлен ожидал, что молодой инженер, очень его заинтересовавший, заговорит о новой встрече в Мюнхене. Но Каспар Прекль угрюмо молчал, думая о чем-то своем. Заводя мотор, он задавал себе вопрос, какого дьявола его понесло в Гармиш. С его проектом серийной машины ничего не вышло. И даже с Иоганной он не сумел поговорить. Он просто кретин, что не взял те сто фунтов. Анни имеет полное право его отругать. Выходит, он приезжал в Гармиш только для того, чтобы спеть г-ну фон Рейндлю свои баллады. А домой привезет лишь увольнение и сонеты Шекспира.