Над рабочим столом заключенного Мартина Крюгера висел календарь, выше — распятие, грубая фабричная копия со средненемецких распятий пятнадцатого века. Мартин Крюгер большую часть дня проводил за этим столом, его лицо посерело, а руки потрескались оттого, что он непрерывно смывал с них клей. Нарезанная бумага, горшок с клеем, кисточки, деревянная фальцовка, шаблон для сгибания дна. Так Мартин Крюгер сидел с утра до обеденного перерыва, затем — до прогулки, и снова — до вечера. Он намазывал клей, потом вклеивал подкладку, придавая кульку нужную форму, опять клеил, загибал донышко и в последний раз промазывал клеем уже готовый кулек.
А когда он поднимал глаза, то видел на высоте двух метров от каменного пола оконце, забранное снаружи железными прутьями — пять вертикальных и два продольных. Под оконцем на полке — несколько эмалированных посудин: таз для умывания, мыльница, кувшин, кружка. Время от времени он вставал и мерил шагами тесную — четыре метра в длину и два в ширину! — камеру. Плотная, дубовая дверь, запертая на два железных засова и тяжелый замок. Голые стены — бледно-зеленые внизу и беленые — сверху. Он знал наизусть мельчайшие полоски, оставленные малярной кистью: оба места, откуда были выдраны гвозди, и совершенно точно — пять замазанных краской вмятин, где прежде торчали гвозди. Рядом с полкой был прибит небольшой, оклеенный белым листом бумаги кусок картона с надписью: «Мартин Крюгер, регистрационный номер 2478, три года». Там же были указаны даты начала и конца срока наказания, и внизу — «дача под присягой ложного показания». В углу камеры стояла белая параша для отправления естественных надобностей и, как ни странно, висел термометр. Для письма — аспидная доска и грифель. В бумаге и чернилах ему было пока отказано.
Он снова и снова перелистывал четыре брошюрки, висевшие в углу на нитке, продетой в продырявленные уголки. Одна из них была о борьбе с туберкулезом и алкоголизмом, другая — о страховании на случай утраты кормильца либо потери трудоспособности, третья — вдвойне бессмысленная во времена инфляции — «Руководство для вкладчиков сберегательных касс» и, наконец, книжица в черной обложке: «Правила для заключенных».
Он давно уже знал все, что запрещено, знал, что во втором абзаце пункта «Дисциплинарные взыскания» недостает одной буквы, а над вклеенным дополнением к «Прогрессивной шкале наказаний» — большое бурое пятно. Он знал наизусть каждую букву и каждую неровность бумаги, на которой была напечатана брошюра. И все же вновь и вновь перечитывал сухие правила для заключенных. Запрещалось смотреть в окно, поддерживать контакт с другими заключенными посредством разговоров, переписки или подачи знаков. Запрещалось также прибегать к меновой торговле, принимать или делать подарки. Запрещалось вступать в беседу с надзирателем, петь, свистеть и вообще шуметь. За каждое нарушение заключенному грозило соответствующее наказание: сокращение тюремного пайка, лишение койки, перевод в железную клетку или темный карцер.
В дополнении приводились выдержки из министерских предписаний о «Прогрессивной шкале наказаний». За хорошее поведение заключенного через определенный срок могли перевести на «вторую ступень». В этом случае заключенный получал право выписывать газету и даже разговаривать во время прогулки по тюремному двору.
Свидание с родными и близкими Мартину Крюгеру полагалось только раз в три месяца. Разрешение на свидание с лицами, не состоявшими с ним в родстве, такими, как Иоганна Крайн или Каспар Прекль, давалось в виде особой милости, и Крюгер жадно считал дни, отделявшие его от каждой новой встречи. На свидание отводилось пятнадцать минут, посетителей и заключенных разделяла решетка.
На «первой ступени» разрешалось получать и писать письма раз в два месяца, на «второй ступени» — раз в месяц. Все письма подвергались цензуре. Недозволенные сообщения влекли за собой суровое наказание. Часто заключенному сообщались лишь имя и адрес отправителя. Само письмо заключенному не зачитывалось, а подшивалось к делу.
Однажды Мартин Крюгер попросил, чтобы его принял начальник тюрьмы. Он стоял в коридоре вместе с другими заключенными, построенными в два ряда. Надзиратель ощупал его, чтобы проверить, не прячет ли Мартин Крюгер какого-либо инструмента, тупого или холодного оружия. Он вошел в кабинет начальника тюрьмы и, в строгом соответствии с правилами, назвал свое имя и номер.
— Что вам угодно? — спросил начальник тюрьмы, подвижной человечек в пенсне, с высохшим, кроличьим лицом и щетинистыми усиками.