Успех

Пришел портной примерить новый смокинг, курьер издательства все еще ждал, громкоговоритель извергал пронзительные визгливые звуки, из спортивного магазина позвонили, что поступили новые лыжи. «Безусловно, на Мартина Крюгера падает даже большая вина, чем на баварское правительство, — продолжал диктовать Тюверлен, в то время как портной, вооружившись булавками и мелом, колдовал над его широкими плечами и узкими бедрами. — Как человек образованный, он должен был понимать, что совершает преступление, приобретая для нынешней Баварии прекрасные картины. Кроме того, он обязан был помнить изречение некоего мудреца, сказавшего, что умный человек тут же удирает за границу, если его обвиняют в том, будто он спрятал в карман Лувр. Тем более следовало удрать ему, когда баварский суд обвинил его в том, что он несколько лет назад был в интимной близости с женщиной, а затем под присягой отрицал это. Итак, Мартин Крюгер достоин наказания. Однако нельзя не удивляться поистине смехотворному макиавеллизму баварской юстиции. Даже если допустить, что истинная вина Крюгера не позволяла по-настоящему расправиться с ним, то разве не честнее и порядочнее было бы привлечь его к суду за деяния, относящиеся к той же сфере, что и совершенное им преступление, иначе говоря, за нарушение общепринятых в Баварии норм. Но кто же всерьез станет утверждать, что переспать с женщиной, а затем под присягой отрицать этот факт — не в обычаях Баварии?»

Такими были основные положения статьи, которую писатель Жак Тюверлен, прохаживаясь по комнате, диктовал секретарше, успевая знаками давать указания отчаявшемуся портному.

Затем он отпустил курьера, заказал новые лыжи, договорился о встрече с обиженной приятельницей и послал набросок статьи Иоганне Крайн.

Прочитав статью, Иоганна помрачнела. Ей и в голову не пришло, что трезвый, здравомыслящий Тюверлен, случись с ним нечто подобное, главным виновником посчитал бы самого себя. Она не поняла главного: Тюверлен написал эту статью, чтобы разобраться в собственных запутанных взглядах на дело Крюгера, оправдаться перед ней, Иоганной, и перед самим собой. Статья показалась ей просто циничной издевкой над ее борьбой за справедливое дело, которую она вела открыто и честно. На следующий день у нее с Тюверленом было назначено свидание. Теперь она решила больше с ним не встречаться, порвать с ним раз и навсегда. Но, уже сняв трубку, передумала — решила поговорить с ним прямо, без обиняков. На следующее утро она встретилась с адвокатом Гейером. Рассказала ему о знакомстве с г-жой фон Радольной в доме у Гесрейтера и о своем намерении поехать в Гармиш.

— Хорошо, — сказал доктор Гейер. — Даже очень хорошо. Нужны светские связи, как я вам уже говорил. С этими людьми нужно бороться их же оружием: необходимо завоевать их расположение. Воевать с ними бесполезно, зубы у них покрепче ваших.

Иоганне показалось, что адвокат отделывается общими фразами, точно дело Крюгера перестало его по-настоящему интересовать. Он сидел, закрыв глаза, прятавшиеся за стеклами очков. Иоганна сердито закусила верхнюю губу. Тюверлен, адвокат: похоже, что всерьез судьбой Крюгера озабочены лишь нищие духом. Внезапно Гейер сказал:

— Зимой в Гармиш приедет отдохнуть на две недели имперский министр юстиции Гейнродт. Я напишу ему, и он не откажется вас принять.

Он попытался вернуть ее доверие прежним проникновенным взглядом. Но она не дала себя обмануть — взгляд адвоката оставил ее равнодушной.

Вечером следующего дня она ужинала с Жаком Тюверленом в ресторане Пфаундлера. Тюверлена удивило, что Иоганна рассердилась на него за статью.

— Разумеется, я готов вам помочь, — непринужденно, фальцетом объяснил он. — Но это не мешает мне откровенно высказывать свое суждение. Ведь дело только выигрывает, если к нему подходишь трезво. Кстати, мне недавно представился случай познакомиться с министром Кленком. Исключительно симпатичный человек.

— Он защищает самое неправое дело на земле, — бросив на Тюверлена гневный взгляд, произнесла Иоганна побелевшими губами.

— И что же? — удивился Жак Тюверлен. — Бывает, что хорошие люди защищают неправое дело.

— Я по горло сыта вашими афоризмами! — оборвала его Иоганна, швырнув салфетку на стол.

Ноздри ее вздернутого носа раздувались. Удивительно, что у этого вздернутого носа такие топкие, выразительные ноздри! Эта женщина необычайно нравилась Тюверлену.

— Слушаешь вас, и кажется, будто ступаешь по осколкам стекла, — продолжала Иоганна. — Вы хуже баварского правосудия.

Не закончив ужина, она встала. Жак Тюверлен тоже поднялся из-за стола и спросил, когда они увидятся снова.

— Я уезжаю на несколько недель в Гармиш, — ответила Иоганна.

— Это великолепно, — воскликнул Жак Тюверлен, — Я тоже в скором времени собираюсь туда.

Он проводил ее до выхода, затем вернулся к столу и закончил ужин.

9

Жених в арестантской одежде