Успех

Человек в костюме кофейного цвета был весел, как мальчишка, и болтал без умолку. Так вот — в одном с ним поезде ехала целая компания: Пфаундлер, художник Грейдерер, а также Пятый евангелист — Рейндль. Кстати сказать, неприятный субъект, просто отвратительный, с кислой миной добавил он. Через несколько дней приедет и г-жа фон Радольная. Говорила ли она уже с министром юстиции Гейнродтом? Ну это доктор Гейер устроит. А пока она должна как можно скорее побывать с ним, Гесрейтером, в «Пудренице» — новом увеселительном заведении Пфаундлера. Через два-три дня здесь некуда будет деваться от знакомых. Все-таки приятно вихрем слететь с этого склона! В эту зиму он всего три раза вставал на лыжи. Из-за идиотской инфляции буквально ни на что не остается времени. Доллар стоит уже сто девяносто три марки пятьдесят пфеннигов. Между прочим, он не зря шел по ее следу — он кое-что нашел. Поставив лыжу на ребро, этот полный, жизнерадостный человек, не снимая запорошенной снегом перчатки, любезно протянул ей письмо из Одельсберга.

Иоганна взяла письмо, поблагодарила. Вскрыла его. Прочла. Три морщинки прорезали ее лоб, серые глаза потемнели. Она порвала письмо Мартина Крюгера. Сотни кружившихся в воздухе клочков казались грязными и неуместными на бескрайнем фоне сверкавшего белизной снега.

— Поехали! — сказала Иоганна.

Позже, в ванне, смывая с себя тяжесть грубой, теплой одежды, она фразу за фразой обдумывала все, что написал Крюгер. Как он ломается, как заставляет упрашивать себя, хотя сам этого хочет. Она надеялась, что хоть в тюрьме он перестанет рисоваться. А он пишет такие дурацкие письма! Теперь его письмо сотней мелких, грязных клочков валяется в снегу.

Впрочем, легко здесь в Гармише, в уютной комнате отеля, возмущаться письмом, написанным в Одельсберге, где из оконца видны лишь шесть замурованных деревьев. Легко предъявлять претензии к человеку с серым лицом, когда сама можешь холить себя, вкусно есть, наслаждаться солнцем и снегом.

Она сидела в купальном халате за туалетным столиком, подпиливая и полируя ногти. Было заметно, что в прошлом за ними плохо ухаживали, они еще не утратили прежней грубой формы, но скоро станут округлыми и засверкают перламутром.

За ужином тетушка Аметсридер громким голосом рассказала Иоганне о появившейся в одном американском журнале пространной статье о деле Крюгера. Г-жа Франциска Аметсридер была женщина благоразумная и крепко стояла на своих коротких, проворных ногах. Правда, ее участие в борьбе Иоганны ограничивалось в сущности лишь замечаниями абстрактно-назидательного свойства. И все-таки она производила внушительное впечатление, когда, плотно сбитая, крепкая, глядя на очередного корреспондента ясными, смелыми глазами и наклонив вперед крупную мужеподобную голову с коротко подстриженными черными волосами, давала интервью по делу Крюгера и Иоганны Крайн, уснащая свою речь сентенциями, полными житейского здравого смысла, и сочными характеристиками баварских политических деятелей и журналистов.

А теперь она читала проповедь Иоганне. В общих словах распространялась о людской склонности проводить моральные аналогии там, где они, вероятно, неуместны. Например, между роскошной жизнью на зимнем курорте Гармиш и тюремными буднями в Одельсберге.

Иоганна не прерывала ее, слушала довольно вежливо и без раздражения. Она теперь часто беседовала с тетушкой Аметсридер, терпеливо входя во все подробности. Но о том, что собирается выйти за Мартина Крюгера замуж, не обмолвилась ни словом.

11

«Пудреница»

Директор Пфаундлер провел г-на Гесрейтера и фрейлейн Крайн по всей «Пудренице», с гордостью показывая, насколько удачно использован каждый уголок, как встроены всюду скрытые от глаз ниши, ложи, — «укромные гнездышки», как он их называл. Ему изрядно пришлось повоевать с художниками — господином Грейдерером и автором серии «Бой быков», прежде чем они согласились отделать эти «укромные гнездышки» по его вкусу. Эти остолопы возражали и против кафельных плиток в таком большом количестве. Видите ли, все, мол, должно быть в стиле восемнадцатого века — изящным, легким и элегантным. Прекрасно, отвечал он им, а как же иначе, это ведь «Пудреница». Но главное, в конце концов, уют. Ну а теперь, — скажите сами, друг мой Гесрейтер, — разве господа художники не должны испытывать такое же чувство удовлетворения, как и я сам, владелец заведения? Получилась настоящая «Пудреница», восемнадцатый век и в то же время — уютно! Он не пожалел денег, и теперь здесь можно получить все, что душе угодно. Ноги приятно, со старомодным изяществом скользили по желтоватым и голубым плиткам — керамическим изделиям гесрейтеровской фабрики; услаждая взор, манили к себе гостей «укромные гнездышки». Тут даже чопорная иностранная публика должна была прийти в полнейший восторг.

И публика приходила в восторг. Не было ни одного свободного места. Казалось, все туристы Гармиша проводят свои вечера в «Пудренице».