Успенский мост

– Рот закрой, – жёстко проговорила Пульхерия Панкратовна, когда Лика снова собралась рассказать о том, куда она попала. – Слушай внимательно. Сейчас тебя просто прокапают от белой горячки. Но если продолжишь нести чушь о монстрах и чистилище, тебя точно упекут в психиатрию.

– Да ничего это не чушь! – звонко прокричала Лика. – Я сама видела, как мать этого пацана утащили! Она тоже за ним приехала, а её утащили!

– Какого ещё пацана?

– Того, который инвалида избил! Но ему помогать поздно, мы его в реку скинули, и его на плоте за мост увезли. А мать осталась здесь!

Пульхерия Панкратовна двумя пальцами помассировала переносицу, потом снова изобразила улыбку.

– Где – здесь?

– В «Черноречье»! – Лику трясло оттого, что её мама, умная в общем-то женщина, никак не хотела прислушаться к элементарным вещам.

– Какое ещё «Черноречье»?

– Куда ты меня сослала отсиживаться!

– Может, тебе, и правда, обследоваться? – Мама сдвинула брови.

– Что, скажешь, не было такого?

– Чего не было?

Лика сделала титаническое усилие и выдохнула. И хотя внутри бурлило, заставила себя говорить более размеренно:

– После того, как этого химика подвесили, ты меня отправила работать санитаркой в санаторий «Черноречье», чтобы выждать время, пока всё утрясётся.

– И как, утряслось? – кротко спросила мама.

– Не знаю, – попыталась развести руками Лика, так что запястья снова резануло.

– Послушай. Санаторий «Черноречье» заброшен уже лет двадцать. Я тебя никак не могла туда отправить.

– А… – Лика, уже снова взявшая разгон, выдохнула, будто воздушный шарик спустился. В окно светило солнце, на абрикосовых стенах палаты золотились большие квадраты. – А мы где?

Пожалуй, давно стоило задать этот вопрос.

– Чернореченская районная больница, город Растяпинск, – вздохнула мама, будто в тысячный раз повторяла одно и то же кому-то из своих не сильно сообразительных подчинённых. – Тебя сюда доставили вчера с приступом белой горячки. Где вы так перепились и как сюда попали, не знаю. Но поймали вас у речки Чёрной, вы вроде собирались пробраться в загробный мир. Для этого вызвали такси, а когда водитель отказался вас везти, затолкали его в багажник, а машину сбросили в воду. Стоило труда и денег уговорить его не писать заявление. И да, ещё стоило большого труда уговорить врачей привезти тебя сюда, а не в местную психушку. В этом, кстати, очень помогли твои химические ожоги. Между прочим, откуда они взялись?

– Это от… – Лика вскинулась было, чтобы рассказать о процедурах по окунанию в ванны с химикалиями, но передумала. Пожалуй, такую историю тоже могли принять за горячечный бред. – Не помню.

Мама в ответ только хмыкнула. Лика молча откинулась на подушку. Может, это какое-то наваждение, навеянное препаратами Погорельского. От него всего можно ожидать. А как проверить?

– Но этот химик, он ведь существовал?

– Какой ещё химик? – снова вздохнула мама.

– Ну, который хозяин фабрики духов и ещё каких-то заводов. Он как бы повесился.

– Не как бы, а повесился. А ты откуда знаешь?

– Ты мне сама сказала.

– И вы решили съездить в загробный мир, чтобы его там найти?

– Ма, прекрати! – Лика снова дёрнулась, забыв о бинтах.

– Слушай, тебя эта история не касается, как и твоих друзей-полудурков. А по поводу работы санитаркой идея хорошая. Вот выпишешься, я тебе подыщу место. А пока постарайся успокоиться и перестать нести бред о чистилище и грешных душах. По крайней мере, вслух об этом не говори.

После ухода мамы вернулась медсестра и, косо поглядывая на Лику, сменила капельницу. Скоро палата снова растворилась в тумане.

11.

Проснувшись с мерзкой, но уже знакомой сухостью во рту, Лика в очередной раз попыталась пошевелиться. И снова безуспешно. Открывать глаза не хотелось. Хоть Лика и училась всего-то на втором курсе, но уже была наслышана о белой горячке, алкогольных комах и методах вывода пациентов из этих состояний. Так что ещё вопрос, что лучше – «Черноречье» или наркология. С другой стороны, вроде бы мама говорила о районной больнице.

Собравшись с духом, Лика всё-таки разлепила веки. Абрикосовые стены палаты оказались на месте. Пожалуй, дела стали налаживаться. Не «Черноречье» – уже хорошо. Из этой больницы, по крайней мере, есть выход. Ну, наверное, должен быть.

Мамин совет не говорить больше о заброшенном санатории принёс пользу. Уже к вечеру Лику перевели в обычную палату с бледно-розовыми стенами и низкими деревянными кроватями. Туалет, конечно, общий для двух палат, зато никаких больше связываний.

На запястьях краснели следы от бинтов (а может, и от привязи доктора Погорельского, хотя Лика упрямо запрещала себе об этом думать). Наверное, она всё-таки где-то перебрала с друзьями, и ей всё померещилось. Но как-то уж слишком реалистично выглядело пребывание в «Черноречье» для обычного алкогольного бреда. Хотя откуда ей знать, ей вообще горячительное пить запрещали. Ещё в средней школе Лика как-то глотнула лишнего и отключилась на полдня. Потом ещё полдня оттирала с лица усы и неприличные слова, которые друзья пририсовали маркерами ради хохмы.