Утешение философией

8. Итак, коль скоро главная забота смертных—жизнь сохранять, о, сколь счастлив ты, если сумеешь постичь свое благоденство, — ты, у кого даже и ныне вдоволь вещей, кои, никто не усомнится, дороже жизни! 9. Посему осуши слезы; еще не возненавидела Фортуна всех твоих близких до одного, не обрушилась на тебя безмерно могучая буря, пока держатся цепкие якоря, не позволяющие потерять ни утешение в настоящем, ни надежду на будущее.

10. — Пусть они держатся, — отвечаю: — я молю о том; будь они крепки, мы выплывем, как бы ни обернулись дела. Но ты видишь, сколь многое из славы нашей исчезло. — 11. На это она: — Продвинулись мы немного, если уже не все в твоей участи тебя удручает. Но нестерпимо мне удовольствие, с каким ты, в печали и тревоге, жалуешься, что недостает чего-то в твоем благоденстве. 12. Кто обладает счастьем столь безупречным, чтобы хоть с какой-нибудь стороны не ссориться со своим положением? ведь состояние человеческих благ — вещь беспокойная: или не сполна они достаются, или остаются не навечно. 13. У этого денег в избытке, но низкий род ему стыден; этот по знатности своей известен, но, скудостью средств стесненный, предпочел бы безвестность. 14. Тот, одним и другим наделенный, оплакивает жизнь безбрачную; иной, осчастливлен супружеством, но детей лишен, блюдет богатство для чуждого наследника; другой, радостный иметь потомство, проливает слезы над преступленьями сына или дочери. 15. Потому никто легко не мирится с состоянием своей фортуны; каждой ведь присуще нечто, чего не испытавший не знает, а испытавший трепещет. 16. Прибавь к этому, что у человека более счастливого чувства нежнее, и, если не удается все по его прихоти, он, ко всякой неудаче непривычный, от малейших приходит в уныние: столь незначительны вещи, способные отнять у счастливца высочайшее его блаженство. 17. Сколь много, как ты думаешь, таких, кто почитал бы себя близкими к небу, достанься им малейшая часть оставшегося у тебя благополучия? Это самое место, которое ты называешь изгнанием, для здешних жителей — отечество. 18. Итак, ничто не будет несчастьем, если ты его таковым не сочтешь, и обратно — всякий жребий блажен для невозмутимо терпеливого. 1д. Кто счастлив настолько, чтобы, поддавшись недовольству, не пожелал переменить свое состояние? 20. Сколь великою горечью окроплена сладость человеческого счастия! даже если оно и кажется отрадным наслаждающемуся, однако не помешаешь ему уйти, когда захочет. 21. Итак, ясно, сколь плачевно блаженство смертных дел, которое ни у безмятежных не остается навечно, ни беспокойных не радует сполна.

22. Что же, о смертные, снаружи ищете внутри вас обретающееся счастье?{71} Заблужденье и неведенье вас смущают. 23. Опишу тебе вкратце стержень высшего счастья. Есть ли для тебя что-нибудь драгоценнее тебя самого? Нет, скажешь ты. Следственно, став обладателем самого себя, ты овладеешь тем, чего ни сам лишиться вовек не пожелаешь, ни Фортуна отнять не сможет. 24. И чтобы ты уразумел, что блаженство не может заключаться в случайных вещах, прими в соображение вот что. 25. Если блаженство есть высшее благо природы, живущей согласно разуму, и высшее благо не есть то, что можно каким-либо образом похитить — поскольку то, чего нельзя отнять, всего превосходнее — очевидно, что Фортуна с ее непостоянством не может притязать на обретение блаженства. 26. К тому же тот, кого несет непрочное это счастье, или знает, или не знает, что оно переменчиво. Если не знает, может ли какой жребий быть блаженным в слепоте неведенья? Если знает, то неизбежно боится, как бы не упустить то, что, без сомнения, можно упустить; посему непрестанный страх не позволяет быть счастливым. 27. Или он думает, что, если упустит, следует этим пренебречь? Тощее это благо, коли его можно потерять со спокойной душою. 28. И так как тебе, я знаю, внушено и обильными доводами привито, что души людские никоим образом не смертны, и поскольку ясно, что случайное счастье прекращается со смертью тела, нельзя усомниться, что если такое счастье может принести блаженство, весь смертный род скатывается на смертном рубеже к злополучию. 29. Если же мы знаем, что многие стяжали плод блаженства не только в смерти, но даже в скорбях и муках, каким образом может делать людей блаженными нынешнее благоденство, которое, миновав, не делает их несчастными?

IV